Дети заката

Поводырь непонимающе, как и прежде, снова посмотрел на слепого и стал разводить огонь. Вспыхнул трут, и слабенькое красноватое пламя перебралось на смолёвые ветви. Вскоре огонь запылал, потянуло жаром и смолой. Поводырь увидел, как туман, перемешиваясь с дымом, поплыл над рекой, и, скрываясь в дымке, к берегу невидимой подчалила лодка. Он сначала услышал, как она заскребла днищем по каменистому дну, и только потом увидел нос лодки с вырезанной головой животного. Отшатнулся в испуге: в лодке сидел слепой гребец, такой же, как и его владыка.

— Кто этот перевозчик, владыка? Я понял… Ты привел меня к последней реке? Но я же жив!

— Не я, а ты привел… Теперь переступи черту, оставь на берегу сомнения. Там не судилище — там для тебя познанье тайны… Но только знай, — голос владыки стал вдруг тоскливым, — когда-то ты устанешь жить.

Поводырь шагнул в качающуюся лодку и ухватился за борта. Колдун сел впереди и махнул слепому гребцу:

— Пора!

— Пора, владыка… — взмахнул веслом перевозчик. — Садится солнце, надо бы успеть и к тризне… В обители лишь твои слуги. Святая братия же, испив вина, в скудельницах почила навсегда.

— Я вижу, ждал меня. Теперь обучишь поводыря письму.

— Нет, не смогу, владыка! Я так же слеп, как ты… Заметили подлог в святом писании и глаз лишили. Но есть в обители другой писец, он пишет кровью иеромонаха — его оставили в живых. Быть может, он обучит?

— Быть посему…

Поводырь снова увидел, как лодку обволокло туманом. Белые лохмотья плавали и в самой лодке, они скрыли гребца и колдуна. На какое-то мгновение ему показалось, что он плывёт по реке один, а сидевшие с ним слепые растворились, словно их никогда и не было. Не было слышно взмахов и всплесков вёсел, не скрипели уключины, только был туман, густой и липкий, словно молочный кисель.

Очнулся поводырь, когда посох владыки вновь лежал на его плече. Тумана не было, стена высокая пред ним предстала из толстых брёвен и деревянный настил через ров к главному входу. И уже чья-то рука перевернула распятие вниз головой на массивных окованных воротах. Поводырь покрутил головой, как бы стараясь запомнить дорогу назад, но реку и близлежащий холм затянуло вновь туманными сумерками, словно опустилась туча и покрыла землю. Тягостное молчание кругом, лишь в глубине монастырского двора изредка завывала собака, да были слышны глухие утробные крики павшей под ножами скотины и топот обезумевших от крови животных на скотном дворе.

— Сей монастырь теперь обитель Люцифера… — гребец поворотился к колдуну. — Ты этого желал?

— Да. Теперь нам предстоит перевоплотиться — нести учение Христа, чтоб не отринуть паству, но постепенно поменять каноны. Всё можно извратить, запутать — тебя ли мне учить! Коль от одного лишь слова закон другой вдруг смысл обретёт! Ввести раскол и смуту в их приходы. И в каждый новый век пророчить конец света. Ходить по миру в поисках волхвов, чтобы изведать тайну их напитка. Она известна им со времён пророка Заратуштры.

— Волхвы, владыка, нас не допускают… Им видима сокрытая печать. — Гребец, вздохнув, остановился. — Даждьбог пока сильнее…

— Пока… Но только род непокорённых изведём, померкнет день и силы тьмы восторжествуют! Наступит час теней, мы станем править на земле!

— Мы? А как же грозный ангел? — Бельма гребца стали кровавыми от полыхнувшего вдруг из-за тучи заката.

— Кто злобное начало зрит, он в каждом. Веди же, поводырь, нас тризна ждёт! Я чую запах мяса! А ты, гребец, вели меда разлить из погребов. Сей день — начало возрожденья Братства, кое с веками будет крепнуть и шириться по всей земле. И придёт время, тень покроет солнце! Земля разверзнется и выпустит великий дух из заточения на царство, приготовленное нами.

Глава 5

Крутой чёрный джип развернуло поперёк колеи недалеко от Буранова. Он ревел, чадя дизельным топливом, дергался взад и вперед, вращал широкими шинами, кидая жёлтую глинистую воду, но прилип к земле своим импортным, тяжёлым брюхом. Издали он напоминал огромного жука, перевернутого на спину, который силился подняться или перевернуться, но только жужжал крыльями да крутился на одном месте.

— Ты мне ещё движок запори… Недоношенный.

— Кажись, приехали, босс. — Водитель высунул ногу из дверей в узкой, похожей на щуку туфле. — И наступить-то некуда, утонешь.

— А ты гачи-то засучи, плыть легче будет. — Ворон выпрыгнул на доставшуюся ему сухую обочину. — Ну, давай побыстрее трактор гони или ещё чего — не ночевать же здесь. А мы с Винтом костерок разожжём да ждать вашу милость будем.

Из дверей показалась голова Винта. Он оглядел полянку перед лесом, потянул в себя знойный воздух, перемешанный с запахом смолёвой хвои и горькой осины. Обернувшись к водителю, прокричал:

— Бегом! Мать твою!!! — и опустил уже босые ноги в жёлтую воду. — Хорошо-то как!

Его лицо посетило блаженство, и даже шрам разгладился. Он переступал с ноги на ногу, словно гусь, чавкая на дне глиной.

— Как в детстве, Ростик, только вот цыпок не хватает…

— Баб, что ли? — недоумённо произнёс не решающийся спрыгнуть в воду водитель.