Дети железной дороги

Она вновь перешла на французский, и на лице русского вмиг отразились сперва изумление, а затем радость и благодарность. Поднявшись, он вежливо поклонился начальнику станции и крайне галантным жестом предложил маме опереться на его руку. Она так и сделала. Впрочем, всем было ясно, что это скорее не он поддерживает ее, а она его.

– Девочки, бегите домой и разведите огонь в гостиной, – распорядилась мама. – А ты, Питер, пожалуйста, поспеши-ка за доктором.

Но за доктором поспешила Бобби.

Доктор нашелся в саду, где, бросив пиджак на газон и оставшись в рубашке, полол сорняки на цветочной клумбе.

– Мне совершенно не хочется вас расстраивать, – тяжело дыша после быстрого бега, начала Бобби, – но мама привела к нам домой очень потертого русского, и, боюсь, ему тоже придется стать членом вашего клуба. А нашли мы его на станции.

– Нашли? – потянулся за пиджаком доктор. – Он что, потерялся?

– Ну да, – радостно подтвердила Бобби. – Именно это с ним и произошло. Он рассказал по-французски маме очень печальную историю своей жизни, и она просила вам передать, не окажетесь ли вы так добры, что сразу пойдете к нам, если, конечно, окажетесь дома. У него ужасный кашель. И еще он плакал.

Доктор ухмыльнулся.

– Не надо! – взмолилась Бобби. – Пожалуйста, не надо! Вы бы не улыбались, если бы сами там были. Я еще никогда не видела, чтобы мужчина плакал. Вы просто не знаете.

И доктор Форрест очень теперь сожалел о своей улыбке.

К тому времени как они добрались до Дома-с-тремя-трубами, русский уже был усажен в папино кресло и, вытянув ноги к камину, где жарко пылали дрова, прихлебывал заваренный мамой чай.

– Похоже, его организм и душа до предела измождены, – поставил диагноз доктор. – Кашель его мне не нравится, однако не нахожу ничего такого, что нельзя вылечить. Сейчас ему надо немедленно отправляться в постель, и пусть в его комнате всю ночь не гаснет камин.

– Тогда устрою его у себя, – приняла решение мама. – Это у нас единственная спальня с камином.

Там немедленно был разведен огонь, и доктор помог незнакомцу дойти до постели.

В маминой комнате стоял большой черный сундук, который никто из детей ни разу еще не видел открытым. И вот теперь, едва как следует разгорелись дрова, мама, подняв тяжелую черную крышку, достала оттуда одежду – мужскую одежду, которую развесила проветриваться возле огня. Бобби как раз принесла новую порцию дров, и ей бросилась в глаза метка на ночной рубашке. Она заглянула в сундук. Все вещи, лежавшие там, оказались тоже мужскими, и на каждой имелась та же самая метка, что на ночной рубашке. Метка с папиным именем. Значит, одежду папа с собой не взял. И эта ночная рубашка ведь совсем новая. Бобби прекрасно помнила: ее сшили как раз перед днем рождения Питера. Как же папа обходится где-то там без нее и других вещей? Бобби выскользнула из комнаты. За спиной ее щелкнул замок сундука. Ей стало ясно, что мама снова его заперла. Сердце у Бобби бешено колотилось. Почему папа не взял ничего из своих вещей? Когда мама вышла из комнаты, она крепко ее обняла за талию и прошептала:

– Мама, а папа… он не умер?

– Милая, нет. Откуда такие кошмарные мысли?

– Сама не знаю, – пролепетала Бобби, очень сердясь на себя. Она ведь сейчас едва не нарушила твердо принятое решение не замечать ничего из того, что мама не хочет, чтобы они замечали.

Мама торопливо ее обняла.

– Папа вполне был здоров, когда я последний раз получила от него весточку, – сообщила она. – И он обязательно к нам вернется. Так что не надо себе напридумывать всяких ужасов.

Позже, когда русский гость уже был устроен со всеми удобствами на ночь, мама направилась в комнату к девочкам.

Она собиралась там ночевать на кровати Филлис, для Филлис же расстелили матрас на полу, а она еще никогда не спала на матрасе, расстеленном на полу, и считала это замечательным приключением.

Едва мама вошла, две белые фигуры выскочили из своих постелей навстречу ей с возгласами:

– Ну, мама, теперь расскажи нам про русского джентльмена!

В комнату моментально впрыгнула еще одна белая фигура, и это был, разумеется, Питер, волокший вслед за собой, как павлиний хвост, одеяло.

– Мы терпеливо и долго ждали, – заявил он. – Я даже кусал себя за язык, чтобы вдруг не заснуть. Но все равно я чуть не заснул, и тогда мне пришлось так сильно себя укусить, что язык мой теперь болит. Расскажи нам скорее, и пусть это будет хорошая длинная история.

– Длинную я сегодня рассказывать не могу, потому что слишком устала, – ответила мама.

Бобби по ее голосу сразу же поняла: она только что плакала, но Филлис и Питер об этом не догадались.

– Ну, тогда пусть она будет настолько длинной, насколько получится, – сказала Фил.

А Бобби обвила руки вокруг маминой талии и крепко прижалась к ней.

– Ну, в общем-то, это такая история, что на целую книгу хватит, – начала мама. – Сам он тоже пишет чудесные книги. Но в России, на его родине, цари запрещали рассказывать о пороках богатых или о том, что следует обеспечить бедным право на лучшую жизнь и счастье. Тех, кто решался к этому призывать, сажали в тюрьму.