Читаем Дети железной дороги полностью

– Ну, Бобби, я вот что тебе скажу: ты – кремень. Дай-ка пожму тебе руку. – И он протянул ей руку в красном рукаве, которую она тут же пожала.

– Только трясти я ее, как положено при знакомстве, не буду, – сказала она. – Потому что тогда ты весь сотрясешься, и твоей бедной ноге станет больно. У тебя есть платок?

– Сомневаюсь. – Он пошарил в кармане. – Ах нет, оказалось, есть. Зачем он тебе?

Бобби взяла его и, смочив молоком, положила Джиму на лоб.

– Приятно, – выдохнул он. – А что это?

– Молоко, – ответила Бобби. – Воды у нас нет.

– Ты отличная маленькая сиделка, – явно почувствовал себя лучше Джим.

– Я всегда маме так делаю, если ей плохо. Только не молоком, а одеколоном или уксусом с водой. Послушай, сейчас мне нужно задуть свечу, иначе ее не хватит до того времени, когда тебя будут выносить.

– Ты все продумала, – изумился он. – Обалдеть.

Она-то продумала, и свеча погасла, но вы даже представить себе не можете, сколь кромешной сделалась тьма.

– Бобби, – услышала она голос Джима, потому что теперь не видела даже намека на его силуэт. – А ты темноты не боишься?

– Ну, не очень. То есть…

– А давай мы возьмемся за руки, – предложил он, и это был с его стороны поступок, потому что, подобно всем мальчикам своих лет, он с презрением относился ко всякого рода нежностям, называя их сюсями-пусями.

И Бобби действительно стало гораздо легче переносить эту пугающую темноту, стоило ей коснуться шершавой ладони Джима, а тот, держа ее маленькую гладкую и горячую руку в своей, удивлялся, что не испытывает никаких неприятных эмоций. Бобби пыталась по-прежнему отвлекать его от боли разговором, но оказалось, что темнота мешает не только видеть, но и произносить слова. И они в основном молчали, бросая лишь изредка что-то вроде:

– Ты, Бобби, в порядке?

Или:

– Боюсь, тебе все-таки очень больно, Джим. Мне так жалко.

И теперь им обоим было не только темно, но и холодно.


Питер и Филлис брели по длинному туннелю, и на пальцы Питера капал воск от горящей свечи. Путь их проходил относительно гладко, разве что Филлис сперва, зацепившись подолом платья за проволоку, продрала в нем длинную зигзагообразную дыру, а чуть позже споткнулась о собственные развязавшиеся шнурки и упала на четвереньки, еще раз ободрав колени, а к тому же и руки.

– Этому туннелю никогда не будет конца, – заявила она после этого с недовольным видом.

И дорога назад почему-то действительно показалась обоим длиннее, чем когда они шли на поиски «гончего».

– Держись, – ответил ей Питер. – Все когда-то кончается, только надо упорно идти вперед.

Совершенная истина, о которой полезно помнить, если жизнь ваша вдруг омрачилась досадными ситуациями вроде дополнительных школьных заданий или сурового наказания, и вам кажется, что никто никогда вас больше не будет любить и вы сами тоже никого больше любить не сможете.

– Ура! – прокричал вдруг Питер. – Свет в конце туннеля! Правда, похоже на дырку в черной бумаге, если ее проколоть иголкой?

«Дырка» с каждым их шагом становилась все шире и шире. На стенах туннеля горели синие лампы, в свете которых Питер и Филлис уже могли видеть гравий у себя под ногами. Стало теплее, воздух посвежел. И вот уже их осветило яркое солнце, и они увидали по обе стороны от пути яркую зелень деревьев.

Филлис шумно вздохнула.

– Вот сколько ни проживу еще, никогда не пойду в туннель. Даже если там еще двести тысяч миллионов таких вот «гончих» в красных фуфайках со сломанными ногами останутся!

– Не будь глупой кукушкой, – как всегда в таких случаях, осадил ее Питер. – Нам нужно будет туда вернуться.

– По-моему, с моей стороны хорошо и храбро, что мы пошли туда, – сказала она.

– Нет, – возразил ей Питер. – Мы пошли туда не потому, что ты храбрая и хорошая, а потому что мы с Бобби не подлые. Интересно, где здесь ближайший дом? Я за деревьями ничего не вижу.

– Вон там какая-то крыша, – указала вперед Филлис.

– Это сигнальная будка, – разглядел в свою очередь крышу Питер. – А с сигнальщиками, когда они на дежурстве, разговаривать запрещено. Это противоречит правилам.

– А мне лично после туннеля совсем не страшно противоречить правилам! – первая кинулась вдоль путей по направлению к будке Филлис.

Питер помчался следом.

Солнце палило немилосердно, и добежали они до сигнальной будки такими разгоряченными и запыхавшимися, что у них едва хватило дыхания прокричать хором:

– Эй!

Задрав головы, они смотрели на окна, но в них никто не показывался. Сигнальная будка была безмолвной, словно пустая детская комната. Они поднялись по железной лестнице с разогретыми солнцем поручнями ко входу и заглянули в открытую дверь. Передние ножки стула сигнальщика задрались в воздух, потому что он не сидел на нем, а почти лежал, прислонившись к стене. Голова его свесилась набок, рот был открыт. Сигнальщик крепко и безмятежно спал.

– Просыпайтесь, буря вам в шляпу! – гаркнул таким жутким голосом Питер, что в помещении зазвенело.

Сделал он это намеренно, ибо сон во время дежурства грозил сигнальщику увольнением, не говоря уж о риске для поездов, безопасность которых зависит именно от его работы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лучшая классика для девочек

Похожие книги

Шагреневая кожа
Шагреневая кожа

По произведениям Оноре де Бальзака (1799—1850) можно составить исчерпывающее представление об истории и повседневной жизни Франции первой половины XIX века. Но Бальзак не только описал окружающий его мир, он еще и создал свой собственный мир – многотомную «Человеческую комедию». Бальзаковские герои – люди, объятые сильной, всепоглощающей и чаще всего губительной страстью. Их собственные желания оказываются смертельны. В романе «Шагреневая кожа» Бальзак описал эту ситуацию с помощью выразительной метафоры: волшебный талисман исполняет все желания главного героя, но каждое исполненное желание укорачивает срок его жизни. Так же гибельна страсть художника к совершенству, описанная в рассказе «Неведомый шедевр». При выпуске классических книг нам, издательству «Время», очень хотелось создать действительно современную серию, показать живую связь неувядающей классики и окружающей действительности. Поэтому мы обратились к известным литераторам, ученым, журналистам и деятелям культуры с просьбой написать к выбранным ими книгам сопроводительные статьи – не сухие пояснительные тексты и не шпаргалки к экзаменам, а своего рода объяснения в любви дорогим их сердцам авторам. У кого-то получилось возвышенно и трогательно, у кого-то посуше и поакадемичней, но это всегда искренне и интересно, а иногда – неожиданно и необычно. В любви к творчеству Оноре де Бальзака признаётся переводчик и историк литературы Вера Мильчина – книгу стоит прочесть уже затем, чтобы сверить своё мнение со статьёй и взглянуть на произведение под другим углом.

Оноре де Бальзак

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза