Только сделать это оказывается не так просто.
Радомир вздыхает, отведя взгляд в сторону. Смотрит на океанские волны, что лижут песок под ногами, смывая кровь, что капает с чужого запястья, и думает о том, будет ли этого достаточно. Побратимство – шаг серьезный, он свяжет их судьбы не только на это путешествие, но и до конца их жизней. К чему бы это ни привело, им придется нести ответственность друг за друга. Даже если захочет, не сможет он ее оставить на произвол судьбы. Столько лет Радомир был один, что попросту не представляет, как о ком-то заботиться.
Но разве есть иной путь?
Рукоять ее ножа сделана из белой кости и удобно лежит в ладони. Солнцерожденный смотрит на кровь, поблескивающую на лезвии, и приставляет его к своей ладони, проводя с нажимом. Боль резкая и холодная, отрезвляющая на мгновение, а после резко погружающая в томный дурман. Ведун морщится, когда кожа раскрывается подобно цветочным лепесткам, и его собственная кровь смешивается на острие с кровью дочери Луны. Очарованный этим зрелищем, он не сразу вспоминает, что должен сказать, и, когда начинает, голос его дрожит:
– Я, Радомир, сын Святовита, связываю себя с тобой узами побратимства. Нити, коими Среча прядет мою судьбу, переплетаются отныне с твоими. Одна у нас доля, дочь Луны, одной дорогой нам идти.
В ответ на его речь Ренэйст удовлетворенно кивает. Радомир замечает тень облегчения, скользнувшую по ее лицу. Не верила, что он согласится? А будет ли удивлена, если скажет, что и сам удивлен? Взяв нож в другую руку, Радомир вытягивает ладонь вперед, ожидая завершения ритуала.
Девичьи пальцы сжимают его запястье, и Радомир чувствует, как она дрожит. Ренэйст старается быть храброй, но этот шаг дается отчаянно нелегко. Разве можно спокойно называть побратимом того, кого пытался убить? Там, на поле боя, они сцепились не на жизнь, а на смерть, и если бы ведун не признал ее, то чем бы все закончилось? До сих пор не понимает она, откуда может знать ее ведун, но сейчас не время для этих вопросов.
Она сможет задать их позже.
Радомир обхватывает ладонью ее тонкую руку так, чтобы раны их соприкасались. Кровь их смешивается, раны щиплет от соли, но все равно процесс этот кажется нереальным. Словно бы частью сна, ужасного кошмара, в котором они оба оказались.
Но, когда северянка поднимает на него взгляд голубых глаз, Радомир заставляет себя улыбнуться. Отныне он должен ее защищать.
Кровь, срывающаяся с их рук, капает на песок, мгновенно исчезая в океанской воде.
Глава 2. Паутина снов
Ритуал окончен, им следует продолжить свой путь.
Из обломка мачты сооружают костыль, чтобы ведуну не пришлось опираться на больную ногу. Глядя на спину идущей впереди него девушки, которую собственные раны словно бы не тревожат, Радомир хмурится. Ее упрямство, столь схожее с его собственным, только злит его. Как смеет она не показывать боль? Злясь, ведун то и дело пытается ускорить шаг, идти с воительницей на равных, но рана, будь трижды она проклята, вынуждает его стремительно выдыхаться, возвращаясь к медленному темпу.
Иногда она украдкой смотрит на него, считая, верно, что он не замечает. Оглядывается через плечо, проверяет, не слишком ли ведун отстал, но не торопится замедлять свой ход, давая тем самым хоть малейшую поблажку. Он сам хоть и пытается идти рядом, но под руку забраться не стремится. Радомир помнит о ноже, скрытом в голенище ее сапога, затаившемся подобно змее. Хоть и не сможет она воспользоваться им против него, никогда не стоит забывать об опасности.
Особенно когда ты заперт наедине с волком.
В иных обстоятельствах Радомир никогда бы не пошел на этот шаг. Связать себя узами крови с северянкой – кто добровольно согласится на это? Они ведут свой род от зверей, оттого и кутаются в их шкуры, стремясь вновь обрести свои корни. Но сейчас Радомир видит ее перед собой, и ей столько же лет, сколько и ему. Она не кажется дикой и жестокой, разве что по-звериному осторожной и любопытной. Может ли он судить о ней по делам, которые она не совершала? Разве то, кем были их предки, может предрешить, кем будут они сами?
Снова и снова невольно возвращается он мыслями к словам, сказанным ею. Действительно ли просили северные воители помощи у его народа? Если так, то отчего же им не помогли? Не хочет Радомир признавать, что его предки могут быть ничуть не лучше, чем завоеватели, порабощающие и сжигающие их города. Столь яростно обвинял он их, а теперь что?
Как бы тошно ему от этого ни было, да только все равно Ренэйст права – одному ему не добраться до земель ночи. Он погибнет сразу же, как только ступит на холодный берег, тени вековых елей поглотят его, и навсегда пропадет ведун в глубоких снегах.