Некоторые детские прегрешения, м[ожет] б[ыть], движения злой воли, грубости моей, врезались особенно в сознание, равно как первые неловкости. Позднейшие грехи, по внешности гораздо более значительные, не так сохранились в моей памяти, а то и вовсе исчезли из памяти, а эти – не только помнятся, но и до сих пор жгут мою совесть, и с тоскою взываю я ко Господу, ища очищения их. Несколько случаев:
«Жидовка» – на кв[артире] Айвазовых.
«Пряники» – у Андросовых (осуждал в присутствии подаривших эти пряники детей и смеялся над ними – преступная неделикатность).
Столкнул с лестницы Васеньку – своего двоюродн[ого] братца, бедного сиротку, и без того загнанного, когда мать лежала полумертвая в туберкулезе, – мы водили игры, тут я в азарте и обнаглел. А потом, видя мрачное осуждение папы, воспользовался случаем – <…> старш <…> и стал плакать и капризничать…
Обижал Люсю – в этом как-то мало каюсь.Вильям Фрей (Владимир Константинович Гейнс, 1834; ~ 1868; f 5 ноября 1888 г. н. ст. в Лондоне).
О нем:
К главе V «Особенное»
Все особенное, необыкновенное, таинственное, мне неведомое приковывало мою мысль и, вернее, мое воображение. Цари и царицы, а в особенности царевны, «принцессы» и «принцы» казались мне единственными людьми, достойными внимания. А еще более таинственными казались мне загадочные существа, о которых у нас в доме было не принято говорить, почитавшиеся как бы неприличными «глупостями», – это невесты. Смерть и траур, опять-таки не допускавшиеся к обсуждению, влекли к себе. Соединение же всех этих таинственностей в одном лице казалось верхом изысканности, интересности и пленительности. Это был любимый сюжет моего искусства – принцесса-невеста, читающая письмо о смерти своего жениха. Я постоянно рисовал ее, с короной и фатой, с траурным письмом в руках. По щекам ее катились слезы не мельче голубиного яйца или волошского ореха…
Сильно врезалось в мою память первое посещение Кавказского музея, хотя я не могу припомнить в точности, сколько лет было мне тогда. Кажется, что детей до 7-ми лет туда не пускают, – так гласит объявление. А мне тогда было именно столько лет, что не хватало, кажется, более года до 7-ми. Мне ясно помнится, как сторож при входе сопротивлялся пропуску меня, и лишь уговоры его и, вероятно, «на чай» сделали его более сговорчивым. Хорошо помню я также, что со мною была тетя Юля и еще кто-то, но кто, не могу вспомнить; вероятно, тетя
Лиза. Помню и то, что прошли мы в Музей в одну из поездок в Тифлис из Батума.К главе VI «Наука»