Мои учителя:
1) Сперва занимался с Юлей тетей и с мамой. Трудности занятий с мамой.
2) Потом – в Хапагяе – с Маргаритой, главным образом французским яз[ыком] по учебнику Марго.
3) Потом инспектор Батумского народного (4-х классного) училища Воробьев.
Он со мною, кроме обычных предметов, занимался ботаникой. Писал я при нем описания своих поездок.4) Потом, когда я занимался с Колей Орловым, в кв[артире] Орловских в инженерном доме, нас учил Бурлюк,
акцизный чиновник. Mademoiselle – гувернантка Орловских. Сын Бурлюка – рисовал. Потом Бурлюк был переведен в Баку – тут процветало рисование.Бурлюк был женат 2-й раз, и было два выводка детей. Семья была какая-то заброшенная, дегенеративная. Отец пил, пили, кажется, и сыновья. Один из них был моим товарищем – длинный, нескладный, лицо красное, в веснушках. Он жил своим миром, учился плохо. Был по-гимназически неразвит. Мне думается, что нашумевшие Бурлюки – футуристы – та самая семья, а Давид Д. Бурлюк – мой товарищ.
4’) Два брата Михайловские. Под их руководством занимался я с Володей Худадовым, а иногда к нам присоединялся Вахтанг Кипиани.
5) В Тифлисе я занимался с Барсуковым
(Андрей Николаевич]? Родственник] Семенниковых, двоюродн[ые] братья). Семенникова (Варвара Николаевна), родственница профессора] Миллера в Москве.Он был реалист, потом учился в Технологическом. Со мною предпринимал, по просьбе папы, длинные прогулки и занимался геологией и минералогией.
От него я впервые услыхал об истинах веры – убежденные и твердые ответы. Особенно поразил он меня рассказом о благодатном Иерусалимском огне.Барсукову я многим обязан. Помню, как сейчас, его спокойствие, его выдержку и простоту, его редкую бородку и некоторую неуклюжесть в манерах.
Барсуков был родственником Семенниковых.
6) Но Барсуков реалист, он не знал латинского языка. Поэтому учил меня латинскому гимназист Михайловский, сперва один брат, а потом другой, родственники Барсукова. Я ходил заниматься латинским вместе с Володей Худадовым.
Смерть тети, тетя Юля f 1894 г. мая 20.
7) Лункевич
Владимир Валерианович, довольно известный популяризатор естествознания, полунемец, полуармянин. Он познакомил меня с химией. Ему принадлежит, между прочим, «Наука о жизни. Общедоступная физиология человека». Изд. Ф. Павленкова (220 стр. с 91 рис.), ц. 1 р. 1894, о которой было много одобрительных отзывов, напр[имер] в «Научн-[ом] обозр[ении]», 1894, № 6, столб. 187–188. – Во время уроков со мною Лункевичу было предложено Павленковым заняться составлением популярной биологии. Тогда он отказался от уроков и уехал в Петербург, если не ошибаюсь. Но «Популярная биология» вышла менее удачной, чем «Физиология», и в ней найдены были важные ошибки. – Потом Лункевич уехал за границу, в Париж и еще где-то занимался биологией, возился с эмигрантами. По приезде в Тифлис я был однажды у него с В. Худ адовым и видел на полке всего Ренана по-французски]; Лункевич дал мне «Vie de Jesus», и я частями проглядел эту книгу, но доволен ею отнюдь не остался. Это было в период моего увлечения сочинениями Толстого.8) Бала(у?)гьян
Самуил Агаевич, учитель в Сельскохозяйственной школе, армянин. Очень добрый, мягкий. Он учил меня, кроме предметов обязательных, химии. О нем я сохранил самые хорошие воспоминания. Посещал его на дому и после, он был какой-то вялый, больной, что ли.9) Михаил Николаевич Городенский
– он репетировал меня, когда я поступил в гимназию и сразу получил 2 переэкзаменовки. Лето в Коджорах. Поездка в Армению. Экскурсии. Физика. Валя бегала за Мих[аилом] Никол[аевичем] Городенским и требовала: «Учитель, застегните панталоны».