Детка

Все остальное она открыла у него в комнате. В комнате на десятом этаже здания, носившего имя своего владельца: Сомельян. К черту этот кусочек кожи, эту освященную традицией преграду, эту девственную плеву, которую предписано беречь, как зеницу ока, до первой брачной ночи! Знаменательное событие произошло на балконе, огромном, как танцевальная зала, в хорошем окружении – рядом с морем, в порывах яростного ветра, солью оседающего на губах, под самым небом, как ей всегда нравилось, когда она вылезала на свою крышу и властвовала над округой, точно часовой. В момент дефлорации (как нравилось мне это словечко, случайно услышанное еще в том возрасте, когда девочки играют в дочки-матери!) в небе прогремел гром, обозначивший приход циклона, из тех, что длятся не меньше недели, и ливмя полил дождь. Жизнь в стране замерла, как обычно происходит в период бурь и ураганов. (Похоже, такой период длится уже несколько десятилетий.) Ничего подобного не было уже много лет – рваные тучи неслись по небу, в воздух взвивались земляные смерчи. О этот злокозненный ливень, эта благословенная влага! Когда здесь идет дождь, человеку, как говорится, некуда деваться, остается только… трахаться. Чем наша пара и занималась неделю напролет. Во всех мыслимых и немыслимых позах: сверху, снизу, стоя, справа-налево и слева-направо, на четвереньках (или, как еще говорят, тележкой), сидя, перегнувшись через балконные перила, на умывальнике в ванной, на унитазе, в раковине на кухне, в кладовке, на канапе, на гладком как лед, гранитном полу. Через неделю она вернулась в свою комнату на крыше, похудев на десять фунтов (самое эффективное похудание – это усиленный курс трахотерапии, поэтому, кстати, французы долбятся, чтобы сбросить вес). Никто не заметил ее отсутствия, так как со дня ее исчезновения все заведения были закрыты, кроме лавок, торговавших гвоздями, молотками и досками, то есть всем необходимым, чтобы закрепить от непогоды окна и двери. Вид у Кончи был вконец напуганный, потому что ни Мечунга, ни Пучунга тоже до сих пор не объявлялись. Впрочем, можно было не сомневаться, что они живы-здоровы, просто нашли себе прибежище в каком-нибудь уютном гнездышке и развлекаются в свое удовольствие – ведь о трагедиях, коли уж такие приключаются, слухи разносятся быстро. Заметив похудевшую Кукиту, Конча сказала с упреком:

– Ну и отощала же ты, дочка, да и испортить тебя, вижу, успели! Что я теперь крестной-то твоей скажу?! И кто же этот красный молодец, позвольте узнать?

Конча достала мужской носовой платок с четырьмя завязанными в уголках монетами, вытерла жирную испарину со лба, с мясистого носа, с шеи и из-под мышек, после чего многофункциональный кошелек снова канул в глубины ее лифчика.

– Мужчина моей мечты, – ответила Карука, все еще пребывая в садах «Тысячи и одной ночи».

– Мужчина твоей мечты, говоришь? Помнится, и я так сказала в первый раз, а теперь этих мужчин моей мечты поболе пятисот наберется. Да что там – пятьсот пятьдесят пять, не меньше. И разве каждого упомнишь! Ладно, отдыхай, завтра за работу!

На следующий день Кукита позвонила в его офис. Услышав, что его нет, она только улыбнулась. Срочная деловая поездка в Мексику. Наверное, опять зубы разболелись, сказала она про себя, да еще эти чертовы десны. Теперь она уже не боялась потерять его, потому что знала адрес: Сомельян, десятый этаж, – и место работы: «Монмартр». А из всяких там поездок он всегда будет возвращаться к ней, не зря же он шестьдесят девять раз клялся ей в вечной любви. Да, ровно шестьдесят девять, это она знала наверняка, потому что количество клятв в точности соответствовало числу его оргазмов. При каждом он заверял, что умирает от любви. От любви к ней и к родному городу. Как будто женщина на каком-то языке может означать город. Или как будто у города есть матка.

Дни шли за днями, недели за неделями, прошло полтора года, а они по-прежнему были вместе. Вместе и врозь. То есть вместе, но довольно редко. То они встречались и три дня подряд совокуплялись без передышки, то он внезапно исчезал. Детка с головой уходила в свои занятия, возвращалась к работе в кафетерии и к обязанностям служанки. Через неделю-другую он подъезжал к ее дому, гудел в клаксон, Кука делала ему с крыши знаки, чтобы он подождал минут десять. За пять она успевала вымыться, за четыре – навести марафет и за одну – сбежать по лестнице. Они ехали танцевать в «Монмартр», потом к нему. И так всегда. От 'удовольствия к удовольствию. От разлуки к разлуке.