Детка

Однажды вечером, вернувшись домой, я увидела, что Реглита возится с банкой русской сгущенки. Я спросила ее, во что она играет, и она ответила, что хочет приготовить коктейль «Молотов», чтобы убить меня. Ей было уже семь, и она никогда не называла меня «мама», а только «ты» или «Кука». Мечунга была у нее Мамочкой, а Пучунга, соответственно, Мими. От всего этого с человеком может случиться эпилептический припадок или инфаркт. Тогда я поняла, как слепа была эти годы, как далека от своей дочери. А та распевала чудовищные песни про бомбардировки и славные победы. Шла война во Вьетнаме, и в моде была песенка:

Бежит через лес маленький Ли,
а вслед пулемет строчит: тра-та-та.
Но маленький Ли бежит через лес,
он на занятия в школу спешит…

Сегодня, видя, как изменилась жизнь в этой братской азиатской стране, я спрашиваю себя, чем-то занимается теперь маленький Ли? Скорей всего, он – преуспевающий менеджер какого-нибудь совместного американо-вьетнамского предприятия. Да, так вернемся к Марии Регле, характер которой ужасно меня беспокоил. Я справилась в школе насчет ее поведения, и меня проинформировали о том, что «компаньерита Мария Регла Мартинес ведет себя совершенно нормально, отличается боевитостью, дисциплинированностью, смекалкой». Две последние характеристики удивили меня куда меньше, чем первая, яркое подтверждение которой я уже успела получить. Боевитость ведь могла означать и подспудное желание разделаться с собственной матерью. Когда я – ласково и словно бы между прочим – спросила ее, почему она хочет меня убить, она преспокойно ответила:

– Потому что у меня нет отца. Он враг. А у врагов нового общества не может быть таких революционных детей, как я – новых людей. А виновата ты, потому что ты мне такого отца устроила.

Мечу и Пучу взглянули на меня широко раскрытыми глазами, в которых стояли слезы. Я села напротив дочери, взяла за руки и сказала просительным тоном, каким обращаются к вам бродяги, собирающие на улицах окурки:

^–Прости, мы так давно не говорили по душам. Но я хочу объяснить тебе кое-что. Твой отец не враг. Твоему отцу пришлось уехать, уехать далеко, но когда-нибудь он обязательно вернется, и вы познакомитесь… Кто тебе сказал, кто тебе сказал, доченька, что твой отец враг и что поэтому он не с нами?

Ни один мускул не дрогнул на ее маленьком худеньком личике, она даже не ответила на мой взгляд. Только укор прозвучал в сухих, затверженных словах:

– Это мнение нашей пионервожатой.

Из ресторана я ушла. Попросила перевести меня смотрителем пляжных кабинок в Наутико. Поскольку я больше не принимала участия ни в каких добровольных работах, то теперь у меня не было права приобрести ни стиральную машину «Аурика», ни будильник «Слава», ни вентилятор «Орбита», который поставлялся в комплекте с советскими холодильниками для их разморозки и который продавался отдельно, чтобы хоть как-то бороться с удушающей летней жарой, ни телевизор «Электрон» или «Рубин». В результате я утратила все свои заслуги и привилегии, и больше мне уже не давали почетных медалей. Впрочем, мне было все равно – скандалы или почести. Прежде всего меня интересовала дочь. Вставали мы чуть свет, я отводила ее в школу, ехала на работу на двадцать втором автобусе и в пять забирала. По субботам и воскресеньям она ездила со мной. В каникулы она каждый день отправлялась на пляж. Она гордилась тем, что ее мама – наконец она стала называть меня мамочкой – работает, как она выражалась, труженицей моря,смотрителем пляжных кабинок. Но об отце она по-прежнему не хотела ничего знать, да что там знать – даже слышать.

Вечерами мы сидели вместе на Малеконе, считали звезды, загадывали желания. Однажды упала очень яркая звезда, и мы загадали, чтобы нам никогда не расставаться.

Между тем в Гаване все чаще можно было видеть людей в повстанческой форме, ополченцев, студентов, крестьян. Кругом говорили о невероятных урожаях сахарного тростника, о том, что, если потребуется, надо отдать всю свою кровь до последней капли и спуститься на дно морское, если в том возникнет нужда. Урожаи оказались сплошным бахвальством, многие отдали всю кровь до последней капли в никому не нужных войнах, другие предоставили себя на съедение акулам и сгинули в морской пучине, стремясь отыскать лучший мир. Тот мир, который мы не смогли построить, потому что нам связали руки и подавили нашу мысль, мир, который у нас украли безумцы, одержимые манией власти и величия. Жизнь наша ничего не стоила, когда мы нанесли поражение американскому империализму на Плайя-Хирон. Победа дала нам ощутить вкус будущего, мы поверили в то, что побеждать – это дар, который ниспослан нам безвозмездно, и не богами, а Советами. Нас заставили поверить, что мы бессмертны.