Детка

– «Страсти Сильвии Эухении», – объявляет колоратурным тенором диктор «вражеского» радио, которое пользуется на острове самой большой популярностью. И сразу же вслед за его словами раздается надрывный, всхлипывающий голос актрисы. Рыданья длятся, прерываемые горловыми звуками и вскриками, примерно минут пять. Кука, по инерции и за компанию, постанывает возле радио. По инерции люди не только аплодируют, но и делают уйму других вещей, например, продолжают жить дальше, переживая, казалось бы, непреодолимые трудности. Не переставая жалобно всхлипывать, Кука просовывает узловатые пальцы в лифчик, где когда-то была грудь, а теперь осталась только кость. Доллар – зелененький, и все на нем как надо. Настоящий.

– Действительно, куплю-ка я себе пудру.

В засиженном мухами зеркале отражается ее лицо, слезы оставили на нем терракотовые борозды, проложив их в пыли, которой недавний ветер толстым слоем покрыл ее брови, ресницы, кожу, одежду.

– Господи Боже, какая я старая! Даже родинки превратились в рыжие бородавки, и хуже всего, что я к этому привыкла, так привыкла, что даже не обращаю на это внимания. Семьдесят два года – ни больше, ни меньше…

В комнате громоздится разностильная мебель. Стулья в стиле арт-деко и обитые винилом кресла пятидесятых. Зеркало в стиле ар-нуво (как же это пишется по-французски?). Но мне страшно захотелось написать это именно так. На креольского вида буфете покоится синий стеклянный кувшин в форме рыбы, изо рта которой торчат огромные пластмассовые подсолнухи. На стене висит роскошный киот, посвященный Обатала, Богоматери Заступнице. Кука поднимается с кресла и, словно плывя по воздуху, приближается к святыне. Вся почтение, она приподнимает расшитую жемчугом белую мантию и прячет банкноту между ног изваяния. Потом поправляет ей прическу. Заметив стоящую на краю буфета вверх ногами картину, она осторожно берет ее и рукой смахивает пыль со стекла. Это приукрашенный портрет нечистой совести, в его чертах сквозит двоедушие, главное – соблюсти приличный вид. Это раскрашенный от руки портрет тех времен, когда XXL, Великая Фигура, был еще молод, когда в моде были другие его прозвания: «Ты знаешь, о ком, Руфь» – вредная сестра из бразильского телесериала, – Чико Тиньебла, Мария Кристина, по песенке Ньико Сакито:

Мария Кристина хочет мною вертеть,
а я за нею хожу хвостом,
пусть люди не судачат потом,
что Мария Кристина хочет мною вертеть…

Короче говоря, не стоит перечислять все его прозвища, которые были на слуху, но так и не помогли одолеть его. Старуха обращается к портрету робким шепотом, но все же укоряюще грозя ему пальцем:

– Нет, и не надейся на прощение, сукин сын. Хочу, чтобы ты понял: если я до сих пор держу тебя у себя в доме в золоченой рамке, то только из-за длинных языков своих соседей, которые, если что, живо со мной разделаются. Почему, скажи, сегодня опять нет хлеба в лавке? Молоко привозят в лучшем случае через день. А диетические цыплята, видно, улетели в жаркие страны… Мы не можем и дальше делать для тебя эту Революцию, которая нам не но силам… Тс-тс-тс… Я снова поставлю тебя на алтарь, чтобы не запятнать свое личное дело. Может быть, ты когда-нибудь научишься уму-разуму, старичок… Нет, ты никогда ничего не поймешь, сукин сын! Да, да, сукин сын, ты правильно расслышал. Если и ты знал, как мне хочется плюнуть тебе в рожу, выпороть тебя, как негра на плантации, выбросить ко всем чертям! Жизнь – херовая штука, потому что в истории ты останешься хорошим. А я, говно-мешалка, останусь сумасбродкой из какого-нибудь занюханного фильма, как поет Лупе: «Каждый хочет видеть дело на свой лад и других заставить тоже был бы рад…»

Кука Мартинес улыбается, гордая тем, что ей удалось так ясно вспомнить Лупе – его петушиный голос и собачьи клыки. 15 следующее мгновение слеза скатывается у нее по щеке и в ярости, отхаркнувшись, она выплевывает сгусток зеленой слизи прямо на стекло, прикрывающее обаятельное лицо XXL. При этом в глазах ее появляется ужас и, смочив кончик платка в купленном в лавке спирте, она – живое воплощение бодрийаровского симулякра – с напускным рвением протирает фотографию. Как фон, радио повествует, о том, что Сильвии Эухении предстоит выйти замуж за человека, которого она не любит.

Часть вторая

Женское одиночество

Наконец мне удалось нащупать основную тему фильма «Цветок моей тайны», а также тему фильма, который я построил бы вокруг любимого слова моей матери: одиночество.

Педро Альмодовар

Глава седьмая Любовное свиданье