Детки в порядке

Мы вместе подошли к обрыву Утесов. От острых осколков камней нас отделял только узкий металлический поручень. Толп совсем не было – возможно, потому что снегопад еще не закончился. Мы подошли к ограждению, посмотрели через Гудзон и разглядели все пять мест из объявления. Однако к захватывающему дух великолепию пейзажа объявление нас как раз не подготовило. Им надо было дописать:

6. Захватывающее великолепие пейзажа (Суперскаковая лошадь).

Очень жаль, что люди редко приходят сюда зимой – заснеженная природа в тысячу раз лучше обычной. Огромные камни утесов то мокрые, то белоснежные. Я уже собирался достать прах из урны, и тут Коко сказала:

– У меня сейчас мочевой пузырь взорвется.

– В смысле лопнет? – поправила ее Мэд.

– А почему лопнет?

– А почему взорвется?

– Не знаю, Мэд. Но я сейчас обоссусь, и тогда посмотрим, на что это больше похоже.

– Коко, надо потерпеть, – сказал Баз. – Здесь некуда пойти.

– Я не могу, – захныкала она, перетаптываясь на месте.

Баз вздохнул, показывая на заснеженные кусты:

– Тогда беги. Мы подождем.

Коко переступала на месте:

– Мне нужен сторож.

Нзази дважды щелкнул пальцами и зашагал в противоположную сторону. Баз закатил глаза и пошел к кустам вместе с Коко.

Я застегнул рюкзак:

– Тогда мы с Мэд подождем тут?

Но Мэд тоже ушла: она стояла и курила у ближайшей скамейки. Она внимательно всматривалась в скамейку, но не так, будто восхищалась ее красотой, а будто следит, чтобы та не убежала. А то вдруг оживет, стряхнет покрывало снега и затрусит вдаль по шоссе.

Надо бы помочь ей проследить за скамейкой, подумал я.

Подходя ближе, я услышал, как она сказала:

– Воспоминания бескрайни, словно горизонт.

– Ты в поэтическом настроении?

Она показала на табличку, привинченную к скамье:

– И что, по-твоему, это значит?

– Хорошая цитата, – сказала Мэд. – А вот фамилия странная. Альтной.

Страна Ничего настигла меня без предупреждения. Мы были в машине. Целый век назад. Папа вел, мама смеялась.

Твой отец – самый смешной человек на свете. Вокруг были горы. И деревья, которые только-только окрасились разными цветами; было похоже, будто мы едем в бушующее цунами горелой рыжины и желтого света. Мама наконец закончила смеяться и затихла в том особом спокойствии, когда в воздухе разливается энергия, оставшаяся от хохота. Когда отсмеешься, надо подождать. С моего заднего сиденья я видел головы родителей. Отцовская рука протянулась через ручку переключения передач и опустилась на мамино колено. «Пока мы не станем старо-новыми», – сказал он. Она ответила шепотом: «Старо-новыми».

Вот представьте: миллиарды воспоминаний в мозгу, и каждое тонет в бурной реке, хватая ртом воздух, сражаясь за жизнь, за веревку, за оливковую ветвь. Воспоминания не выживают случайно. Они хотят жить.

– Старо-новыми, – сказал я.

– Что?

Я повернулся от скамейки и посмотрел Мэд в лицо:

– Люди всегда говорят о том, как состарятся вместе, словно это самое прекрасное и романтичное, что может случиться в жизни. Но часто ли это происходит? Люди меняются по-разному. Чаще всего просто озлобляются.

Я представил папину руку у мамы на колене. И я знал: чем старше они становились, тем моложе казались.

– Я два года учил немецкий, – сказал я. – «Альт» значит «старый», а «ной» – значит «новый». Это фраза из папиной записки. Пока мы не станем старо-новыми.

… …

– И что это значит, как ты думаешь? – спросила Мэд.

Я посмотрел на свои изношенные ботинки и подумал про папины старые кроссовки «New Balance».

– Мама с папой были здесь. Уверен, что тут они и нашли свой девиз. Наверно, стояли на этом самом месте.

Мэд затянулась в последний раз и кинула окурок на землю.

– Неизбежность соответствующих узлов.

– То есть… Это не совсем случайное совпадение. Это все-таки официальная остановка, ну, или обзорная площадка, как там это называется. И все равно. Мне кажется, это столкновение.

– Нам что, целый день тут ждать? – завопила Коко откуда-то сзади, видимо облегчившись за кустами.

Баз и Нзази стояли рядом с ней у края утеса, и, чудо из чудес, Мэд взяла меня за руку, совсем как тогда, у «Гостиной». Она вела меня к обрыву, а я думал о ее приближенности ко мне и тем подтверждая свою теорию: некоторая красота просто нуждается в трагедии.

У края обрывка Баз сгреб Коко в объятия, а Нзази застыл, глядя через Гудзон. Я был рад, что мне не приходится делать такие тяжелые вещи в одиночестве. Я был рад, что рядом со мной были люди, которые знали, что по-настоящему важно: бесконечный горизонт, где время ничего не значило и где я был одновременно старым и новым.

– Небеса проповедуют славу Божию… – сказал Баз. – И о делах рук Его вещает твердь. Вот это точно будет в книге.

Снег казался узором в горошек на сером небе. Мы впитывали тишину и красоту окружающего мира, пока Мэд не склонилась ко мне и не спросила, готов ли я. И по какой-то причине – сам не знаю, почему – я подумал про USS-Ling.