Детки в порядке

А хотелось бы этого Мэд? Ей вообще понравилось? Поцелует ли она меня снова? Наверно, нет. Наверно, я плохо целуюсь. Наверно, я целовался, как начинающий предприниматель в сфере аренды автомобилей, который носит выпендрежные костюмы и любит биографии Уинстона Черчилля. А может, и нет. Может, я чувствовал себя Суперскаковой лошадью, потому что и был Суперскаковой лошадью. Может, это, может, то, может, нет, может, да, как безумный шимпанзе по веткам дерева.

Я – человек-обезьяна.

Внизу, в святилище, Баз сидел на скамье, положив голову Коко себе на колени, а Нзази сидел за ними, уставившись прямо перед собой, словно смотрел кино.

– Что веселого? – спросил Баз.

Я посмотрел на Мэд. Она улыбалась.

Ей понравилось.

Сердце у меня так переполнилось, что могло взорваться и создать новую странную солнечную систему, чьи обитатели бы питались лишь любовью, пили только надежду и дышали только радостью.

Какая прекрасная была бы галактика.

Баз показал куда-то в глубь здания:

– Мэделин. Вик. Это отец Рейнс.

Только тогда я заметил его. В углу стоял мужчина. Даже в тусклом церковном свете я ясно видел его синие глаза, пух белых волос, дежурное сочетание из черной мантии и белого воротника. Он выглядел вполне естественно. Будто его посадили и вырастили прямо здесь, на суровом каменном полу.

Я представил себе вторую любимую картину Матисса. «Десерт. Гармония в красном», также известная как «Красная комната». Это название нравилось мне больше. На картине изображены красный стол, красная стена и красные стулья. За красным столом сидит женщина, и вокруг нее сквозь красную красноту сочатся стволы, ветви, листья. Это немножко странно и чуточку пугает, но одновременно кажется естественным, потому что, разумеется, жизнь на картине произрастает из красноты. Где еще ей расти?

И конечно, отец Рейнс произрос из церкви. Где ему еще было расти?

Он кашлянул и посмотрел сначала на Мэд, а потом на меня.

– Я вижу, вы уже познакомились с Железной Девой? – Он указал пальцем вверх, и на секунду я подумал, что Железная Дева – это такая странная метафора для Бога. – Колоколом, – пояснил он. – Я назвал его в честь любимой группы. Хотя, честно, даже жаль, что он из железа. Лучше бы из бронзы. А то заржавел весь.

– Ваша любимая группа – «Iron Maiden»? – спросил я.

– Ну, их ранние работы, – сказал святой отец, выдергивая рясу из пола, точно корни из земли, и лениво шагая к скамейкам. – Поздние альбомы – полная чушь, не находишь?

Мы таращились на старика, словно он был экспонатом в музее. Хотя нет. Мы таращились на него, словно он был викарием, который разбирается в дискографии «Iron Maiden». И, хотя это казалось совершенно невозможным, было в нем что-то очень знакомое. Не могу понять, где же я его видел.

– А этот ваш автобус снаружи… – сказала Мэд. – Божьи утки?

У отца Рейнса загорелись глаза.

– Божьи гуси – это миссия. Каждый год в декабре мы отвозим нескольких бездомных из Хакенсака на юг, перезимовать.

– Вы мигрируете, – сказала Мэд.

– Северная зима – свирепый хищник для бездомных, особенно для тех, кто постарше. Именно поэтому Национальная Коалиция поддержки бездомных направила нас в одну организацию в Тампе, которая занимается дешевым жильем и медицинской страховкой. Может, я не смогу наладить их жизни, но я могу проследить, чтобы они не замерзли до смерти. Я расклеил плакаты в местных ночлежках и пригласил бездомных на проповедь в это воскресенье днем, после чего у нас будет обед со сбором средств на бензин и дорожные расходы. Мы отправимся ровно в четыре. Точность – это забытое искусство, вы не находите?

– Долго ехать? – спросила Мэд.

– Со мной поедет один прихожанин, и будем вести автобус по очереди. На самом деле я даже предвкушаю эту поездку. Ну, так или иначе. – Он всплеснул руками, словно отбрасывая эту мысль. – Мистер Кабонго сообщил мне, что вы ищете колодец желаний.

– Ага. – Я покачал головой. – Простите. Не хотелось тратить ваше время напрасно.

– Так вы и не потратили. Он тут, сзади.

… …

– Что тут? – спросил я.

– Колодец желаний. Хотя должен сказать, что сейчас он замерз.

…

Мы обменялись взглядами. Потом Баз встал, поднял Коко, и мы пошли по проходу.

– Спасибо, святой отец. Мы не задержимся.

Отец Рейнс кивнул и побрел вдоль стены, пробегая пальцами по камням. Он направился к двери с табличкой «Церковная администрация». Внезапно я понял, где видел его раньше.

– Вы были на фотографиях, – сказал я, преследуя его вдоль скамеек.

Отец Рейнс остановился у самой двери, и ряса его всколыхнулась от этой внезапной остановки.

– Мои родители поженились здесь. Бруно и Дорис Бенуччи. Давным-давно. Вы, наверно, не помните.

Священник посмотрел на меня пристальным взглядом;

совсем не так, как до этого, словно пытаясь разглядеть в моем лице родительские черты. (Я и сам провел за этим занятием много часов, но так ничего и не добился. Мои черты были островом, который был сам по себе.)

…

– Дорис хотела свадьбу на природе, – сказал он.

Мамино имя так легко слетело у него с языка, словно он произносил его так часто, что натренировался.

– Что? – не понял я.