Детородный возраст

Первой познакомилась Лера. Только не в баре Пулковской гостиницы, как ожидалось, а на какой-то вульгарной межвузовской дискотеке, куда отродясь из брезгливости не ходила, но однажды зачем-то пошла. Сириец Арфан Ваххам учился в «Техноложке», но делал это как-то странно – то и дело брал академки, бросал учебу раза два и восстанавливался снова, так что к финалу процесса ему было лет двадцать восемь – двадцать девять. Он запал на белокурую танцующую Вербицкую сразу и скоропостижно сделал предложение. Лерка светилась от счастья.

– Ну правда, правда ведь он совсем не похож на араба? – всё время спрашивала она, и мы честно и быстро кивали: ну конечно, конечно не похож.

Арфан был похож на Вахтанга Кикабидзе, когда тот играл летчика в фильме «Мимино»: та же сдержанность снаружи и страстность внутри, так же неулыбчив, те же усы, только кожа смуглее. Красавец, упасть и не встать. Он был старше Валерии на целых семь лет и, вернувшись домой из Союза, должен был унаследовать небольшое отцовское дело, так что нам полагалось завидовать и вздыхать.

Но отчего-то совсем не завидовалось, и мы были просто рады такому развлечению, как свадьба, пусть и не собственная. В «Пулковской», между прочим. Свадьбы на нашем, сплошь женском, филфаке, тогда сыпались, как горох. Косяком шли женихи из военных училищ – им тоже к выпуску срочно требовались жены, – но это были запасные, не самые лучшие варианты. Они делали свое дело, уводили от распределения в тьмутаракань, но нередко приводили на «точку» или на Байконур, и молодые жены потом бежали уже из этой тьмутаракани, иногда, впрочем, прихватив с собой мужей.

Пока Вербицкая в красках рисовала нам свое будущее, демонстрировала виды Дамаска и пыталась учить арабский, Лариска еще гуще бриолинила волосы, в лавру ездила как на работу, белый плащ поменяла на красный, выбросила очки – жених не клевал, хоть ты тресни. Между тем четвертый курс быстро растаял (гораздо быстрее, чем первые три), оставался последний – пятый. Время требовало решительных действий, но каких именно, было неясно.

Выдав Леру Вербицкую замуж и проводив ее на каникулы в Сирию, мы с Ларисой возвращались домой, в общагу на Новоизмайловском, и она со вздохом сказала:

– Остаюсь на всё лето здесь, устроилась экскурсоводом. Если за лето ничего не решится, буду готовиться в аспирантуру, хотя бы выиграю время.

И летом не решилось ничего. Лариска познакомилась с тремя кавалерами сразу – голландцем, французом и немцем. Но голландец, как она объяснила, годился ей в дедушки, немец зачем-то желал поселиться в Сибири, а француз оказался банальным запущенным алкоголиком. После этого были поляк, испанец, снова немец и француз – и все какие-то убогие. Все, как ни странно, были не против жениться, но Лариска медлила и создавать семью «совсем без чувств» не соглашалась ни в какую. Трагикомическому декамерону с женихами не было видно конца, и я поражалась неиссякаемому упорству Власовой, торившей себе дорогу в светлое будущее с павлинами.

Вернулась Лерка из Дамаска и сразу полетела к маме в Орск – отъедаться и отсыпаться. Мама была известной в Орске номенклатурной шишкой, располагала большими возможностями, дочь любила без памяти, нещадно ее тиранила и согласилась на межнациональный брак с большущим скрипом.

И действительно, с Сирией оказалось непросто. Арфан с родителями и младшими сестрами занимал небольшую квартиру в спальном районе, несколько лет их семья строила дом, который всё не желал достраиваться, и это всех нещадно нервировало. Жара и та же коммуналка – «те же штаны пуговкой назад». По утрам одна из золовок приносила Лере своего годовалого сына и отправлялась на полдня в магазины, затем свекровь загружала ее по дому. Арфан появлялся поздно вечером и не желал слушать жалобы жены. Экономили на всем, в том числе на продуктах, воде, электричестве. Кроме того, Вербицкая там подхватила какую-то местную инфекцию, три недели провалялась в постели, еле-еле поправилась, но долго не могла восстановиться и без конца лечилась.

– Вся еда – дорогущая! – округляла свои серые с рыжим ободком глаза Лерка и долго выразительно молчала. – Мясо там просто роскошь и покупается исключительно к праздникам. Кусочек масла стоит как женская кофточка. Чуть с голоду не умерла, одними мандаринами кормили…

– Да черт с ним, с этим маслом, – встревала подозрительная Власова. – Ты что, не понимаешь, у него там только по паспорту может быть четыре жены, не считая наложниц. Мусульмане и есть мусульмане.

– Арфан – европеец, – вяло отмахивалась похудевшая встревоженная Лера.

– Ну конечно, здесь – да…

Апофеозом сирийско-русского семейного конфликта стал пустяковый разговор Вербицкой с каким-то мужиком на улице – тот принял ее за свою знакомую. Она получила от мужа по физиономии прямо на месте преступления и побежала покупать билет на самолет. После этого была еще одна каникулярная Сирия, откуда Вербицкая вернулась чернее тучи, но всё же начала по инерции оформлять документы на постоянную визу.