Децема (СИ)

— Наша галактика — самая обыкновенная галактика, вы это знаете? Она типична. Так же типично и солнце. Это среднестатистическая звезда, ничего особенного. Так может, и наша планета — заурядна? Что, если наш мир — это не лотерейный выигрыш, а норма? Ведь, подумайте сами, страшно жить, осознавая, что на миллионы световых лет нет ничего, кроме вакуума. По сравнению с космическими масштабами, наша планета — это… слеза в пустыне.

Мой голос стал высоким, писклявым, и я решил заткнуться. Так всегда бывает, когда я слишком воодушевляюсь. Вот, пытаюсь тут увлечь кого-то астрономией, а в итоге понимаю, что просто езжу человеку по ушам. Вещать о вселенских просторах кому-то вроде миссис Реймонд бесполезно. Такие посоветуют изобрести лекарство от СПИДа, а не пялиться в телескоп.

— Не видели Эльзу Беймингтон? — решил узнать я, не закончив мысль.

Вопрос отрезвил библиотекаршу, которая, кажется, уже досматривала второй сон.

— А, твоя подружка… Она наверху.

— Она не «моя подружка», — проворчал я. — Мы просто кореши, боже.

Направившись к лестнице, я обшарил карманы в поисках ингалятора. Проклятый безусловный рефлекс: я уже успел забыть, что оставил свои "легкие" в помойке.

Эта Эльза как всегда в своем амплуа. Трагическая героиня, сидящая на любовных романах. Совершенно чокнутая, не хуже меня.

Но водимся мы не поэтому. Познакомились мы давно, еще до того, как нас перевели в этот пансион. Я тогда еще жил в интернате. Унылее места в мире не сыскать. Правда, я мотался по подобным инстанциям с самого рождения, а Эльза попала туда в девять лет. Ее мать умерла и оставила в наследство только не выплаченные долги. Чертову тучу кредитов. Никто из дальних родственников не захотел ввязываться в это дело, потому Эльза и оказалась в том интернате.

Брошенные дети, особенно если те с врожденными изъянами — это хуже не придумаешь. И дело тут не столько в жалости, сколько в страхе. Потому что жить среди них — это естественный отбор в живом воплощении. Стоит надзирателю отвернуться, и начинается иллюстрация теории эволюции. В том интернате все были как на подбор, озлобленные и дикие…

А на меня все няньки всегда удивлялись. Говорили, что я был неестественно спокойным, даже ещё когда сопли сам себе утирать не умел. Таким тихим, что это их пугало. И не плакал я никогда, что на самом деле не чудеса воспитания, а патология. Первые месяцы моей жизни, по словам врачей, мой зрачок не реагировал на свет, а взгляд нигде не мог сосредоточиться. Врачи сделали вывод, что я слепой, и родители от меня отказались.

Понятное дело, что вывод этот был преждевременный, но выяснилось это уже когда было поздно за голову хвататься. Хотя с глазами у меня действительно какая-то ерунда. Они сухие постоянно, приходится носить с собой специальные капли.

Вообще в моем рюкзаке больше лекарств, чем учебников. Таскаюсь с ними повсюду, словно мне не пятнадцать, а сто. Кажется, мои предки понимали, что разорятся на моем содержании. А так меня обеспечивает государство. Даже местечко для учебы приличное подобрали, как только узнали результат IQ теста.

Приличное в плане учебной программы, конечно. Что же касается морального климата — тут так себе. Но мне не привыкать, да и Эльзе тоже. Из того интерната, где мы познакомились, нас вместе перевели в Битерси. И так уж вышло, что она до сих пор не завела здесь подруг, а я — друзей. Не считая Тэда, конечно.

И вот мне приходится из раза в раз подниматься за ней на второй этаж библиотеки.

Я нашёл её между стеллажами раздела, в котором парни вообще не должны появляться. Но нет, я тут частый посетитель. Каждый день прихожу сюда и торчу по полчаса, ожидая, когда Эльза дочитает "последнее предложение". Совсем у нее совести нет. Думаю, нормальные девчонки постеснялись бы афишировать такое увлечение. Но с нормальными девчонками я даже никогда не разговаривал. Рожей не вышел, да и вообще…

— Хочешь, скажу, чем все закончилось? — спросил я, выхватывая книжку у неё из рук. На мягкой обложке картина, отображающая всю суть произведения на "ура".

— Живо верни, Алекс! — Эльза была выше меня сантиметров на десять и рука у неё тяжёлая, поэтому мне приходится самого себя превзойти, чтобы защитить трофей. — Верни, иначе я тебя изобью! Изобью, слышишь?!

Смешно сказать, но она действительно может. Потому что, несмотря на возраст и пол, весовые категории у нас разные.

— Если так нравится, чего не берешь по абонементу? — спросил я, направляясь к лестнице.

— С ума сошел, что ли?!

Ага, значит, стыдно все-таки.

— Пошли, потом дочитаешь.

Легкие болезненно сжимаются, требуя дозы. Подгоняемый спазмами, я не реагировал на протестующие вопли Эльзы, подходя к столу заказов. Миссис Реймонд вытаращилась, когда я положил перед ней любовный роман.

— А… так это на мисс Беймингтон, — догадалась она, замечая за моей спиной раскрасневшуюся Эльзу.

— Нет!

— Это я себе, миссис Реймонд, — сказал я. — Осеннее обострение.

Выписывая книгу, библиотекарша, вероятно, думала над тем, как можно совмещать проекты по астрономии с дамским чтивом.

— Очень прочитать хочется, — бросил я, выхватывая из ее рук книгу.