Децимация

– Оба горячие… глупые, а кровь одна – русская. Шо еще станется! Разреши забрать Тишку, – попросил он. Согласно старому казачьему обычаю тело убитого принадлежит врагу. Если убитого не смогли свои забрать в ходе боя, то его надо или выкупить, или мирно договориться о передаче тела. – Пусть ребята не стреляют. Отвезу хоть то, что осталось, сеструхе. Отдашь Тишку? – капли слез выкатились из глаз и спрятались в усах. – Кто знал, что так получится?

– Забирай, – коротко ответил Сергей.

Урядник повернулся в своим и замахал рукой, из-за холма вышли четверо и пошли к убитому казаку. Потом урядник повернулся к Сергею и внимательно посмотрел на него:

– Но тебя, солдат, я еще встречу… пожалеешь, шо меня узнал.

Он говорил об этом, как о само собой разумеющемся, не пытаясь немедленно свести счеты. В войне всему свое время. А сегодня время мести не наступило.

– Может и встретимся, – согласился Сергей. – Только не угрожай, – таких, как ты, я много видел… через прицел пулемета.

– Вижу. Опытен… дюже хорошо стреляешь. А шо мне дома говорить? – слеза снова скатилась по лицу и, не дождавшись ответа урядник сказал: – Ну, прощевай, до встречи… спасибо, шо отдал Тишку… без спору.

Казаки несли тело за бугор, урядник шел следом по дороге, ссутулившись, и Сергей ощутил к нему жалость – не сберег он мальца. И, чтобы скрыть эту слабость, распорядился:

– Хлопцы, ищите подводу, отвезем Федоренко.

Нахимский, узнав о смерти Федоренко, выругал Сергея, что не сберег красногвардейца, и сказал:

– Какой революционер был! В огонь, в воду – без раздумий. А как ненавидел буржуев! Таких немного… но революция не бывает без жертв.

Потом на фронтах гражданской войны пришлось Сергею убивать и русских, но сомнения его тогда уже не мучили. И всегда болезненным воспоминанием стоял перед его глазами этот бой, точнее – небольшая стычка, где он впервые убил русского. От назойливой памяти некуда деться, и вспоминался плачущий урядник, который с болью, идущей откуда-то изнутри, говорил: «Ведь русского убили… шо я сеструхе скажу».

Но с урядником они больше не встречались… по крайней мере, с глазу на глаз.

8

Крапивников держал склад и магазин по продаже зерна и муки на Ярмарочной площади. На стене склада, выше входной двери, находилась вывеска, на зеленом фоне которой желтой краской было выведено – «Хлеб-Зерно». Из пяти контор по закупкам и продаже хлеба, расположенных в Луганске, Крапивников был не самым крупным дельцом. Ему было далеко до Гросмана, который имел прямые связи с Москвой и Петроградом, но он вполне конкурировал с Браиловским, Хаимовым, Радзиковским. За годы войны оборот хлебов упал, но доходы возросли. Хлеб стал дороже, залоговые цены на его покупку и реализацию выросли, и это давало постоянно возрастающую прибыль. В последние годы Крапивников проводил операции по продаже хлеба в промышленных, потребительских губерниях центральной России, где своего хлеба не хватало, и это приносило ему хорошие деньги. Но месяц назад, после октября, торговая деятельность резко сократилась. Дальние связи оказались нарушенными, да и Луганский совет переписал имеющийся хлеб, что внесло растерянность в ряды хлеботорговцев. Но Крапивников пришел к выводу, что торговлю не следует сворачивать, грядет голод, а это значит, что барыши будут не просто хорошими, а великолепными. Как действовать, Крапивников уже продумал, но следовало соблюдать осторожность – не ровен час, нарвешься на неприятности, а новая власть не шутит, – в этом он убедился лично.

Сегодня, в своем двухэтажном доме на Английской улице, Крапивников вместе с Хаимовым обсуждали положение дел, сложившихся в торговле. Водка и закуска стояли на столе, и купцы беседовали пока не о деле, а о положении в России. Оба была согласны, что новая власть долго не продержится потому, что сознательно подрывает торговлю, а без нее не будет хозяйственной жизни, остановятся заводы, село не даст хлеба, и наступит паралич в жизни государств. Поэтому, только исходя из этого, должна прийти новая власть. Жаловались друг другу, что доходы упали, но одновременно зорко глядели друг другу в глаза, выясняя, кто кого больше обманывает, вспоминали прошлые годы, когда торговля шла весело и было интересно и жить, и работать. Но оба понимали – сейчас необходимо предложить что-то новое и неординарное в торговле, а то можно разориться. Но никто не начинал конкретного разговора, выжидали и, только когда была допита бутылка, – а у купцов это было обычным в деловых встречах, – Хаимов осторожно начал говорить конкретно.

– Зиновий Зиновьевич, – говорил Хаимов, – ты знаешь, как я удачно провернул одно дельце полгода назад. Думаю тогда – твердые цены, которые ввели в марте, недолговечны. Закупил в Таврии зерна в июле и придержал его месяц. А в августе цены вдвое увеличили, – так я его продал. Хороший куш сорвал. Повезло, будто в рулетку. Но это было все-таки не везение, а коммерческий расчет.