— Свинка! — ахнула Марина Сергеевна и не велела вставать с постели.
Ну и хорошо, что свинка! Хорошо, что можно отдохнуть, поваляться в постели, собраться с мыслями.
Павлик закрыл глаза и потянулся. Ой, что было вчера вечером! Громы и молнии метала Марина Сергеевна на своего непутёвого сына!
— Все дети как дети! — кричала она. — Варя Петрова в живом уголке за кроликами ухаживает. Витя Сундуков настольным теннисом увлекается! Толя Галушкин гербарии собирает! Твоя двоюродная сестра в музыкальной школе по классу скрипки учится!
И только у тебя одного какой-то сплошной бред в голове! Какие-то утопленники, шпионы, чужие дети — чёрт знает что!
Так бушевала она до самой ночи, но зато сегодня с утра, растратив весь запас раздражения, была тихая, кроткая и ласковая.
— Сыночек, — с тревогой всматривалась она в Павлика. — Бедненький мой! Наверное, тебя та девочка заразила. Люсенька, ты не подходи близко к Павлику, как бы тоже не заразилась!
— Подумаешь! — сказала Люська. — С удовольствием поболею! Очень уж надоело на скрипке гаммы пиликать!
— Па-а-влик! — донеслись в окно громкие голоса братьев Петуховых. — Выходи гуля-а-а-ть!
— Не выйдет он, — высунулась в форточку Люська. — Заболел Павлик, поняли?
Через минуту в прихожей зазвенел звонок, и Марина Сергеевна увидела на пороге рыжих братьев.
— Дети, к Павлику нельзя, у него свинка, очень заразная болезнь! — взволнованно сообщила Марина Сергеевна.
— А мы свинкой болели, — в один голос заявили братья, входя в комнату. — Вот, держи, Павлик. Передать тебе просили, — и протянули Павлику какой-то продолговатый, завёрнутый в газету свёрток.
— Что это? — загорелась Люська, в одну секунду развернула газету, швырнула её на пол и ахнула: — Ой, Павлик, гляди!!!
В руках Люська держала огромную глянцевую фотографию. На ней в кустах с сачком для ловли бабочек стоял Павлик. Вид у него был взъерошенный. Он глядел прямо в кадр, и каждая мелочь, каждая ресничка, каждая малюсенькая родинка на его лице были видны так отчётливо, что лицо казалось живым.
Вот-вот этот мальчишка с прозрачными, светлыми в крапинку, глазами что-то скажет или просто заморгает, прищурится на солнце, взмахнёт сачком и побежит по высокой траве, в которой каждый стебелёк видно, каждый, даже самый маленький цветок!
А вокруг на деревьях трепетали живые солнечные листья. И слева, будто на секунду, застыла на травинке светлая бабочка — вот-вот вспорхнёт и улетит!
На обратной стороне фотографии было написано: «Славному человеку, мужественному Павлику Помидорову от всего сердца! Г. Рюмкин».
И ещё приписано:
«Милый Павлик, большое тебе спасибо, что ты хотел меня спасти! Поправляйся и приходи ко мне в гости. Буду очень рада! Лена Скворцова».
Глава 12
Я долго болел. Братья Петуховы меня навещали. Мы почти каждый день играли с ними в пуговицы. Я подарил им по одной, а они принесли мне настоящего жука-носорога в спичечной коробке. Они хорошие! Борька показывал мне фокусы, а Толька читал вслух книжку, когда у меня была высокая температура.
А теперь я выздоровел и подружился ещё с одним замечательным человеком. Как я мог принять его за преступника?! Он добрый и весёлый. Зовут его Геннадий Васильевич Рюмкин, но он просит называть его Гена. Гена обещал научить меня фотографировать, как он сам, а фотографирует он лучше всех на свете! Ура! Я буду фотографировать маму, Тимофея, Люську с Ураном, Тольку с Борькой, и собак, и воробьев. И красивые деревья, и облака, и цветы, а когда вырасту, стану, как Гена, собственным корреспондентом журнала «Молодость» и стану ездить во всякие командировки, фотографировать новые города, стройки и извержения вулканов, и в журнале «Молодость» будут во всю страницу напечатаны мои фотографии и под ними будет написано:
Фото нашего собственного корреспондента Павла Помидорова.
Да, кстати, Гена мне объяснил, что выражение «пустить на полосу» — значит напечатать фотографию во весь журнальный лист.
Мы с Люськой и Геной были в гостях у Лены Скворцовой. Оказывается, она учится в Строительном институте. Она нас угощала очень вкусными пирогами с капустой.
Забыл написать ещё вот что. Когда я в первый раз после болезни вышел во двор, они все там были. Толька с Борькой и Светка сразу бросились ко мне и меня окружили, один Андрей не подошёл. Он стоял в стороне и хмуро глядел, как мы стали играть в лапту, а потом повернулся и ушёл домой. На следующий день он уехал в спортивный лагерь.
Между прочим, Светка по-прежнему зовёт меня Тефтелей, но я решил: мне не жалко, пусть зовёт, если ей так нравится!
Ариадна БОРИСОВА
ЗАПИСКИ ДЛЯ МОИХ ПОТОМКОВ