Детская библиотека. Том 29

С ним было вот так. В далеком Магрибе, куда отправил его Аладдин, в доме этого колдуна пировали слуги, нисколько не помышляя о возвращении своего хозяина. Развалясь на шелковых подушках, они ели, пили и что-то во всю глотку кричали на своем тарабарском языке.

Вдруг среди вин и яств появился верблюд: он стоял с невозмутимым видом прямо на столе, а на верблюде сидел хозяин.

В горле у слуг застряли куски и кости, с воплями они попадали на ковры. Только один сказал находчиво:

— Со счастливым возвращением, господин!

И низко поклонился, подхватив обеими руками живот.

Худайдан-ибн-Худайдан посмотрел на него и разразился такими проклятиями, что слуги покатились в разные стороны.

А магрибский колдун стащил своего верблюда со стола.

Схватил одну из медных ламп, горевших в углу, погасил, вылил масло, сунул ее себе за пазуху, вывел верблюда за дверь и шепнул ему на ухо: «Скорей обратно в Багдад!» — вскочил на верблюда и скрылся в темноте.

Слуги, выпучив глаза, смотрели вслед.

Ну, а теперь, когда вам известно, что случилось с магрибинцем и его верблюдом, на время оставим их — путь до Багдада далек — и вернемся к Аладдину.

* * *

Дворик Аладдина покоился в лунном свете. Спал аист в своем гнезде на макушке тутового дерева. Спала коза, подогнув колени, в углу. Появились две тени.

— Тш-ш… — сказал Аладдин джину.

Держа лампу под мышкой, он на цыпочках прошел мимо сарайчика, на крыше которого мирно спала его мать. Та пошевелилась и сонно спросила:

— Это ты?

— Да, да, спи!

И Зубейда повернулась на другой бок.

Взглянув на джина, Аладдин прошептал:

— Если рассказать про тебя, никто не поверит…

Он вошел в комнатку, а джин пролез в дверь на четвереньках. Аладдин озабоченно на него посмотрел.

— Где тебя уложить спать, такого большого?

— Не тревожься, — сказал джин. — У меня своя кровать.

Он показал на лампу.

— Понадоблюсь — потри лампу! — И исчез в ней.

Аладдин покрутил головой, улыбнулся, лег на циновку и мгновенно заснул.

Он проснулся, когда первый луч солнца упал в гнездо аиста над их двориком. И сквозь раскрытую дверь дома услышал, как за забором прогремела колотушка, потом Абд аль-Кадир крикнул в последний раз за сегодняшнюю ночь: «В Багдаде все спокойно!..» — и, постучав, вошел в калитку. Коза вскочила и сказала «ме».

— Да будет с тобой милость аллаха! — сказал Абд аль-Кадир матери Аладдина, еще спавшей на крыше сарайчика. — Вставай! Пора печь пирожки!

Зубейда поднялась и, зевая, взглянула на небо.

— Аллах подарил нам хороший день…

Она спустилась с крыши. Из домика выглянуло веселое лицо Аладдина и спряталось. Усевшись во дворике, Абд аль-Кадир сказал мечтательно:

— Сейчас бы палочку шашлыка…

Не успел он договорить, как в его руках появилась палочка дымящегося шашлыка.

Зубейда и Абд аль-Кадир поглядели на шашлык, потом друг на друга, потом опять на шашлык.

— Я не знала, что ты такой шутник, — сказала мать.

— Это ты шутница, — сказал сторож и начал зубами стаскивать шашлык с палочки.

Зубейда хотела что-то сказать и замерла.

— Кто разжег печь? — спросила она.

В обмазанном глиной таннуре виднелись красные отсветы огня. Подбежав, она заглянула внутрь печи и увидела прилепленные изнутри пирожки: они подрумянились и были совсем готовы.

— Я не знала, что ты умеешь делать пирожки, — весело сказала Зубейда.

Абд аль-Кадир перестал жевать и заметил обидчиво:

— Я прожил восемьдесят пять лет и ни разу в жизни не делал пирожков.

Схватив поднос, Зубейда поставила его перед таннуром. Отвернулась — взять щипцы, чтобы вытащить пирожки; и когда опять повернулась к печи — обомлела.

Пирожков не было. Зубейда заглянула внутрь таннура. Пирожков там на самом деле не было. И что еще удивительней, подноса у ее ног тоже не было.

Она подозрительно посмотрела на козу. Из дома раздался тихий смех. Растерянно она пошла в дом.

И на пороге остановилась как вкопанная.

Ее поднос каким-то образом попал на низенький столик, на подносе была гора пирожков. А за столиком мирно сидели Аладдин и джин с рогом на лбу, который пригнул голову, так как едва умещался под потолком.

Зубейда ошеломленно пискнула. Абд аль-Кадир, не переставая жевать, поднялся и подошел, из-за спины Зубейды он заглянул в комнату — и окаменел.

Аладдин говорил джину:

— Возьми пирожок.

— Благодарю, — сказал джин. — Джины не едят пирожки.

— А что едят джины?

— Ничего не едят, — сказал джин.

Аладдин сделал вид, что сейчас только заметил мать и Абд аль-Кадира.

— Познакомьтесь! Это мой друг джин!

Джин приложил руку ко лбу и к сердцу. Абд аль-Кадир попятился. А Зубейда, стараясь не замечать джина, долго смотрела на Аладдина, открывала рот, желая что-то сказать, и закрывала рот. И наконец нашлась.

— Где дядя? — спросила она строго.

— Он не дядя! Он обманщик! — безмятежно сказал Аладдин, запихивая в рот пирожок.

— Ты начитался книг и сам не знаешь, что болтаешь! — сказала мать. — Что только с тобой будет! Пробегал целую ночь, удрал от дяди, подобрал какую-то пакость в куче мусора… — И пнула ногой валявшуюся лампу.

Аладдин улыбнулся, вспомнив кучу мусора, в которой он подобрал эту лампу.

— А теперь тебе смешно! — сказала Зубейда.