— Вам следует поговорить с директором, хотя боюсь, он ничего не сумеет сделать до нового набора. Набор, повторяю, будет в сентябре. Я со своей стороны поддержу вашу просьбу. Вы надеетесь, что это ей поможет?
Он открыл дверь кабинета, приглашая Мишу выйти, и вышел вслед за ним.
Итак, он согласился помочь и, следовательно, помог. Но, черт возьми, в какой форме?! И что толку от его обещания?! «Я поддержу вашу просьбу, но директор все равно ничего не сумеет сделать до нового набора». Ироническое: «А с фабрики не убежит?» — и тут же равнодушно вежливое: «Вы надеетесь, что это поможет?» Странная постановка вопроса! Да, Миша надеется, что поможет, не надеялся — не пришел бы, не просил бы! А вы, значит, нет, не надеетесь; тогда зачем обещаете помочь? Вам безразлично. Вот именно, скорее всего, безразлично…
С неожиданной жесткостью, которая иногда находила на него и о которой он потом жалел, Миша сказал:
— Эта девочка в плохой компании. Между прочим, в этой плохой компании и ваш Андрей.
Они стояли в коридоре. Рядом грохотал сновальный цех, виднелись станки, бесконечные нити тянулись с больших катушек на малые, работницы внимательно следили за ними; когда нить обрывалась, работница останавливала станок, быстро связывала нить мелким узлом, почти невидимым.
— Андрей?! — Он кивнул в сторону цеха, показывая, что шум мешает разговаривать.
По узкой металлической лестнице с железными перилами они спустились во двор.
— Андрей? Малыш? В компании? Может быть, он играет в компанию?
— Я сказал вам об этом потому, что считаю это достаточно серьезным.
— И что за компания? Расскажите, Миша.
— У нас во дворе… Андрей, еще два мальчика, девочка Белка, о которой я вас просил, главарь — Витька Буров, тоже живет в нашем доме.
— Жена говорит, что Витька издевался над Андреем, бил его, чуть не зарезал, если бы вы не вмешались тогда.
— Он его, конечно, не собирался зарезать. Он главарь, чинит расправу над подчиненными. Ничему хорошему он Андрея не научит, а Андрей бегает за ним, как собачка.
Они шли к проходной, их обгоняли работницы, окончившие смену.
— Я целый день на работе, Андреем занимается мать, — сказал Николай Львович, — но, я, конечно, приму меры… Так странно — Андрей в воровской компании. Спасибо, что вы предупредили меня, я вам очень признателен… Какой скрытный, дурачок, дома — ни звука… Но раз уж речь зашла о моей семье, то у меня к вам еще вопрос: что произошло у Люды в школе?
— У Люды в школе?.. Как будто ничего, во всяком случае я ничего не знаю.
— Что то произошло. После вашей живой газеты она пришла домой сама не своя. Плакала.
— Странно, — пробормотал Миша, — а там громче всех смеялась.
— Это делает ей честь, — сказал Николай Львович. — Дома она не смеялась, да и сейчас не смеется. Я прекрасно понимаю: и справедливую критику трудно воспринимать спокойно, а несправедливую? Да к тому же публичную, со сцены, и, по видимому, достаточно окарикатуренную… В вашей школе нет предубеждения против детей из интеллигентных семей?
— Нет, мы никого не разделяем по социальному признаку. В той же живой газете прохватили и детей рабочих — Генку Петрова, например, того же Витьку Бурова. Люда зря обиделась. Там про нее спели очень невинные куплеты. Я не помню текста, что то в стиле оперетты.
— Значит, моя дочь не поклонница этого жанра. Благодарю вас. Не хотелось бы, чтобы Люда узнала о нашем разговоре, она будет недовольна моим вмешательством.
— Я ей ничего не скажу, — пообещал Миша. Вспышка гнева прошла, ему почему то стало жалко Зимина.
— Спасибо, благодарю. О той девочке, вашей подопечной, я переговорю с директором.
Зимин поклонился Мише, направился в проходную, но его окликнули:
— Николай Львович!
К проходной спешил Красавцев, протянул Зимину папку:
— Документы по браку, Николай Львович, вы просили.
— Документы? Сейчас? — удивился Зимин. — Ведь я иду домой.
— Только только закончили, — объяснил Красавцев. — Подбирали документы, как вы дали указание. Несу — вижу, вы идете. Обратно нести? У меня в отделе сотрудники уже разошлись.
Николай Львович положил папку в портфель:
— Хорошо, завтра воскресенье, я их посмотрю дома.
Зимину явно не хотелось брать документы. Красавцев не хотел возвращаться с ними в отдел. Зимин взял документы очень недовольный. Миша подумал, что мог бы и не брать. А взял. Типичный мягкотелый интеллигент.
Глава 18
Дома Николая Львовича ждали билеты в Художественный театр на «Дни Турбиных». К билетам прилагался элегантный Валентин Валентинович в полосатом костюме и лаковых штиблетах, эдакий князь Данила, не хватает бутоньерки в петлице.
Верные решению, принятому ими после возвращения Люды из ресторана, Зимины, как передовые родители, разрешили этот визит. Сегодня все отправлялись в театр, а с завтрашнего дня Ольга Дмитриевна начнет осторожно шутить над этим франтом и развенчивать его в глазах Люды. Все это не слишком нравилось Николаю Львовичу, но он согласился с женой, что из всех худших вариантов — это лучший. И дай бог, этот визит последний…