Детская библиотека. Том 49

— Дайте ему остальные. Дайте, дайте! В тех документах он ничего не нашел и в этих не найдет. Да и что можно найти? Документы в порядке, акты оформлены, вы это сами хорошо знаете.

— Зачем он их требует?

— У него свои соображения, — загадочно ответил Навроцкий, — хочет окончательно убедиться, что со мной можно иметь дело. Неужели не понятно? Дайте ему документы, а мне сделайте пять вагонов и все оформите браком.

Красавцев остановился:

— Вы с ума спятили?

— Разве я похож на сумасшедшего? Да, да, пять вагонов. В понедельник Зимин сам подпишет любой акт, даю вам гарантию, головой отвечаю.

Его веселая уверенность поколебала Красавцева.

Все же он сказал:

— Пять вагонов брака невозможно, слишком заметно, вмешается трест. Пять вагонов! Чрезвычайное происшествие! Даже если Зимин подпишет акт, я на такое не пойду.

— Чем вы рискуете? Вагоны уйдут, останется акт — официальный, оформленный, всеми подписанный.

Некоторое время они шли молча, потом Красавцев сказал:

— Мне нужно тридцать червонцев.

— Не повезло? — сочувственно спросил Валентин Валентинович.

— Мне нужно тридцать червонцев.

— Я могу вам их дать, но прошу — не играйте, сегодня вам не везет.

— Не учите меня… Сегодня играть не буду.

Они зашли в подворотню. Валентин Валентинович вручил Красавцеву тридцать червонцев. Тот сунул их в карман.

Пять вагонов обеспечены, и он временно уходит в сторону. Надо оглядеться, отдохнуть, может быть, поехать на юг с какой нибудь блондинкой… Эллен Буш! Красотка! Вот с кем отправиться в Ялту или в Кисловодск. Заслужил он отдых или нет? Королева! Он оденет ее, как королеву! Люда не подходит. Зачем ему девушка аристократка, когда он сам аристократ? Аристократу нужна артистка — это имеет вид, как говорят в Одессе.

— Так как с вагонами?

— Оформить все браком я не могу.

— Половина браком, половина третьим сортом?

— Подумаем… И я не могу сделать все для деткомиссии. Слишком часто.

— Сделайте часть для Минской швейной фабрики.

— Доверенность настоящая?

— Георгий Федорович, — внушительно проговорил Навроцкий, — мои документы все настоящие. Липы не бывает. И деньги с Гознака, а не с Марьиной рощи. Эта сторона дела пусть вас никогда не беспокоит. И Зимина тоже пусть не беспокоит.

Красавцев молчал.

— Так как? Договорились?

— Если в понедельник Зимин вернет документы и не будет никаких осложнений, я вам сделаю пару вагонов третьим сортом для Минской швейной фабрики.

— Не пару, а пять.

— Почему именно пять?!

— Так рассчитано, Георгий Федорович. Нам надо расстаться на серьезной операции, с приятными воспоминаниями друг о друге. Эта операция даст вам возможность еще много раз посидеть в казино. А мне — купить шале, небольшую дачу под Москвой. Понимаете, я люблю природу, особенно в средней полосе России… Ведь Подмосковье — это тоже средняя полоса России, не правда ли?

Глава 22

Витька не остался безучастным к появлению Миши Полякова в своем доме — пожаловал, на испуг хотел взять. И к Белке приходил — тоже на испуг хотел взять. Буфет обворовали. А ты докажи! Кто видел? Пирожные на крыше ели, так их вон в булочной продают. Нет свидетелей. От кого могут узнать?

Витька об этом не беспокоился. Он вообще редко беспокоился. Но своими ребятами был недоволен.

Белку видели на улице с Шаринцом, а ей запрещено с ним водиться. Шныра и Фургон взяли нагрузку в школе, кооператив какой то, проторговались, просят денег из крымских.

Чем бы стали они без него? Паштет — карманником, Белка — форточницей, давно бы сидели в колонии. Шныру и Фургона завербовали бы в пионеры, маршировали бы, дурачки, в красных галстуках. А он их в Крым берет, людьми сделал.

Сидя во дворе, Витька лениво выслушал их объяснения.

— Нас с Фургоном поставили тетрадки продавать, карандаши и все прочее, — рассказывал Шныра, — а потом из учкома проверили — три рубля недостачи.

— Согласились зачем? Вам больше всех надо?

— Так ведь постановление учкома…

— Дурачки вы! — пренебрежительно сказал Витька. — Мишка нарочно всучил вам кооператив, чтобы запутать. А как проторговались? Взяли чего?

— Ничего не брали! Фургон перепутал. Линейки есть и по четыре копейки, и по десять, и по пятнадцать, от длины зависит, а он все говорил — четыре. Все перепутал.

— Зачем перепутал?

— Я вижу, написано: линейки деревянные — четыре копейки, я и говорю — четыре копейки; все шумят, торопят, я и перепутал, — попытался оправдаться Фургон.

— Выкручивайтесь, как хотите, — сказал Витька. — Не дам денег, они на Крым. Влезли — вылезайте.

Витька повернулся к Белке, неожиданно спросил:

— О чем с Шаринцом говорила?

— Вовсе не говорила.

— У магазина с ним стояла?

— Я у витрины стояла, он подошел, я отошла.

— Врешь!

— Не вру.

— Шныра! Говорила она с Шаринцом?

— Говорила.

— Чего же врешь?

— Не говорила я, — упорствовала Белка. — Он подошел, я отошла.

— Я еще разберусь, — сказал Витька. — Шаринец ширмач к нашим деньгам подбирается. Кто ему про Крым натрепался?

Белка прижала руки к груди:

— Вот, христом богом…

— Еще раз увижу с Шаринцом, никакой Христос не поможет! — пригрозил Витька. — Ладно! В воскресенье поедем на Дорогомиловское кладбище синичек ловить.