Детская библиотека. Том 49

Его смех громко прозвучал в тишине ночной улицы.

— Да, Миша, я счастливый игрок, вот кто я такой. Я знаю, я вам не нравлюсь, и вот смотрите: делаю все, чтобы понравиться еще меньше. Дурацкий характер! Вместо того чтобы завоевать ваши симпатии, я наоборот, углубляю ваши антипатии. Кстати, — неожиданно спросил он, — почему я вам не нравлюсь?

Его болтовня раздражала Мишу, он чувствовал скрытое издевательство и сухо ответил:

— Какая разница? Мне, например, безразлично, нравлюсь я вам или нет.

— Вы не считаетесь с мнением других людей?

— Считаться с мнениями других вовсе не означает всем нравиться.

— И все же я вам не нравлюсь, признайтесь! — настаивал Навроцкий.

— Да, не нравитесь.

— За что именно, интересно узнать?

— Вы получили вагон мануфактуры. Помните, я помогал толкать этот вагон?

— Конечно, помню.

— Зимин велел этот вагон задержать, но вагон отправили, а Зимину сказали, что не успели задержать.

— Кто сказал?

— Кладовщик Панфилов.

— А я при чем?

— Вы вместе с Панфиловым и Красавцевым обманули Зимина.

— Ах, Миша, Миша, — улыбнулся Навроцкий, — и по таким вещам вы судите о людях?! Хотите знать правду? Да, все сделали с моего ведома. Больше того — по моему настоянию. Судите сами. С великими трудами добыл я вагон мануфактуры, обил десятки порогов, вырвал сотни резолюций. Наконец товар мне выдан, я его оплатил, получил железнодорожный вагон, тоже, между прочим, не без труда, телеграфировал в Батуми, что отгружаю товар. И вдруг, в последнюю минуту, Зимин приказывает задержать вагон, по видимому, для того, чтобы передать его другому агенту, возможно, более настойчивому, более предприимчивому или более знакомому. А я должен начинать все сначала, опять ждать месяц или два. Какой же я после этого снабженец? Лопух, дурак и бездарь!

Они шли мимо темных, но знакомых витрин. Миша молчал. В рассуждениях Навроцкого была своя логика. Впрочем, логика была и в рассуждениях Панфилова. Чужая логика.

Валентин Валентинович продолжал:

— Представьте: вы директор швейной фабрики, ждете вагон мануфактуры, иначе фабрика не может работать. А ваш уполномоченный, тюфяк, чурбан, проворонил этот вагон, уступил его неизвестно кому, и фабрика должна остановиться. Будете вы держать такого уполномоченного?

— Допустим, вы защищали интересы своего предприятия, — сказал Миша.

— А Красавцев? Панфилов?

Они стояли во дворе, в глубоком темном колодце, образованном корпусами дома. Несколько окон еще светились.

Валентин Валентинович раздел руками:

— О Красавцеве я ничего не знаю.

Не хочет говорить о Красавцеве. А ведь встречался с ним в ресторане. Все врет, все придумывает.

— А Панфилов? Почему Панфилов защищал интересы вашего предприятия, а не выполнил приказ своего инженера? Вы с ним вступили в сделку, дали взятку. Он взяточник, а вы взяткодатель.

Удар был точный. Прямолинейность этих мальчиков может быть опасной.

Обдумывая каждое слово, Валентин Валентинович сказал:

— Взятки я ему не давал. Просто Панфилов не хотел лишней волокиты и был, между прочим, прав: задержка вызвала бы много осложнений — простой вагона, штраф, неустойку и так далее и тому подобное… Но предположим, чисто теоретически, что было по другому: я что то дал Панфилову, пятерку, десятку; допустим, дал. Ну и что? Ведь мануфактуру я получаю не для себя, а для государственного предприятия.

— Это вопрос не денежный, а моральный, — возразил Миша. — За десятку человек продает честь и совесть.

— Да ничего я ему не давал! — закричал Навроцкий. — Вы заблуждаетесь!

— Я ничего не утверждаю, — ответил Миша, — не видел и потому не утверждаю. Вы у меня спросили: почему вы мне не нравитесь, я вам ответил.

Валентин Валентинович задумчиво проговорил:

— Да, с такими принципами, с такой прямолинейностью вам будет трудно жить, Миша…

В ночной тишине глухо, но близко и отчетливо раздался выстрел.

— Вы слышали? — Валентин Валентинович повернулся в ту сторону, откуда послышался выстрел.

— Как будто выстрел, может быть, пугач?.. — сказал Миша.

— Нет, не пугач, — встревожено произнес Валентин Валентинович, — это не пугач!

Миша показал на подъезд Зиминых:

— Вроде бы оттуда.

— Посмотрим! — решительно проговорил Валентин Валентинович и быстрым шагом направился к подъезду.

Глава 26

Они вошли в подъезд и услышали, как кто то бежал по лестнице.

— Они побежали наверх, — сказал Миша и, перескакивая через две ступеньки, кинулся вдогонку.

— Осторожно, Миша, они вооружены! — закричал Валентин Валентинович и побежал за ним.

Они пробежали несколько этажей и остановились, прислушиваясь. Топота уже не было слышно.

— Ушли на чердак, — сказал Миша.

И вдруг до них донесся крик:

— Папа, папа…

Они поднялись еще на этаж и увидели в дверях квартиры Андрея Зимина, босого, в трусах и майке. Размазывая кулачками слезы по лицу, он повторял:

— Папа, папа…

В коридоре на полу лежал Николай Львович.

— Зажгите свет! — крикнул Навроцкий.

Миша повернул выключатель.

Валентин Валентинович наклонился над Зиминым, увидел струйку крови на куртке и на полу.

— Звоните соседям! Срочно врача, милицию!