— А их за что? Убивал то один Витька, его одного на чердаке нашли. Фургон спал. А Шныра с Паштетом в цирке были. С тобой были. Ведь были?
Хорошо, что Миша стоял спиной к Шаринцу и Шаринец не видел его реакции: Шаринец отводит возможных Витькиных свидетелей, знает, где они были.
— Да, — подтвердил Миша, — они были со мной в цирке, а все же одна компания с Витькой… — Он повернулся, медленно пошел по крыше, трогая антенну руками, и продолжал: — …И Белка из той же компании. А где была в тот вечер — неизвестно.
Шаринец исподлобья смотрел на него, Миша отметил про себя и это: замечание о Белке обеспокоило Шаринца.
— Что ж, по твоему: Белка была заодно с Витькой? — спросил Шаринец.
— Так ведь сам знаешь, из его компании.
— Убивала, выходит, заодно? Девчонка?
— Разве я говорю, что убивала? Я говорю: ребят по следователям затаскают. А насчет Белки я вообще хотел с тобой поговорить.
— Чего говорить то? — насторожился Шаринец.
Мише было важно не то, что говорит Шаринец, он не проговорится, важно, как говорит.
— Ее могут взять на фабрику — не хочет. Что посоветуешь?
— А я при чем? Почему ты ко мне?
— Говорят, ты имеешь на нее влияние.
— Кто говорил? Ну! — грубо спросил Шаринец.
Миша усмехнулся:
— А ты чего на меня кричишь?! Думаешь, я глухой? Может быть, ты сам глухой? Могу так рявкнуть, что у тебя барабанные перепонки лопнут. Знаешь, что такое барабанные перепонки? — Миша протянул руку к уху Шаринца. — Вот тут они у тебя, ты ими слушаешь, а лопнут, ничего не будешь слышать, глухим навсегда останешься. Понял?
Шаринец мрачно молчал.
— Я тебе не мальчик, учти, — продолжал Миша, — не Шныра, не Паштет. Мне говорили, что ты имеешь влияние на Белку. Кто говорил? Витька Буров говорил, вот кто! Витька говорил, что Белка тебя слушает, вот я и прошу: уговори ее пойти работать на фабрику, хорошее дело сделаешь.
Мишкино объяснение, по видимому, удовлетворило Шаринца, и он спокойно сказал:
— Не маленькая, сама все понимает об себе. И не знаюсь я с ней, она с Витькой была. В Крым, дураки, собирались, на солнышке позагорать, вот и загорает, бандюга!
В говорливости Шаринца Миша почувствовал возбужденность человека к чему то причастного, в обвинениях Витьки — фальшь, в злорадстве — торжество мстителя. И его осведомленность, кто где был в ту ночь, и его беспокойство о Белке…
На другой день, в школе, Миша отозвал Шныру в сторону.
— Можешь узнать: говорила Белка Шаринцу, что Зимины уезжают на дачу?
— Если она Шаринца навела, разве она признается? — усомнился Шныра.
— Это верно. А могла она навести Шаринца?
— Не знаю. Только Витька ни при чем, это точно.
— Хочешь Витьку выручить?
— Спрашиваешь!
— Следи за Шаринцом и Белкой.
Шныра исподлобья посмотрел на него:
— Шаринец узнает — убьет.
— А ты так, чтобы не узнал. Белке ничего не говори. И Фургону.
— Я с Паштетом, — подумав, сказал Шныра.
— Не продаст?
— Он верный, любит Витьку.
Глава 31
В карты Валентин Валентинович тоже не играл. Есть карточные игры, в которых требуется умение, но надо ломать голову, а свою голову Валентин Валентинович берег для кое чего более существенного.
Но местонахождение игорного притона, где играл Красавцев, было ему известно.
Два раза коротко он позвонил в дверь.
Настороженный женский голос спросил:
— Кто там?
— От Антониды Аристарховны, — паролем ответил Навроцкий.
Дверь открыла дебелая накрашенная женщина — хозяйка заведения.
За ярко освещенным столом сидели игроки.
В углу, на маленьком столике, стояли вина и закуски. Туда и подсел Валентин Валентинович, дожидаясь конца игры.
Ждать пришлось долго, но он никуда не спешил. От него не ускользнул настороженный взгляд Красавцева; тем спокойнее и невозмутимее выглядел он сам, респектабельный молодой человек в черных лакированных ботинках с гетрами на блестящих пуговицах.
Наконец Красавцев подошел к столику, налил рюмку водки, стоя выпил, вполголоса спросил:
— Зачем вы здесь?
— Повидаться с вами, — весело ответил Валентин Валентинович.
— Присядете?
— Нам незачем видеться, — ответил Красавцев, однако сел.
— Мне трудно жить, не видя вас.
Валентин Валентинович покачивал ногой в лакированном ботинке.
— Ваши шутки неуместны.
— Шутки уместны в любых обстоятельствах, дорогой Георгий Федорович, тем более уместны они в обстоятельствах комических.
— О какой комедии вы говорите?
— Сидите с убийцей Зимина, спокойно пьете водку и закусываете селедочкой с луком.
— А что прикажете делать? Закричать: держите его!
— Идея! Это будет забавно.
Красавцев вытер губы салфеткой.
— Что вы хотите мне сказать?
— Вы должны твердо уяснить: никакого, повторяю, никакого отношения к происшествию я не имею. Будь я хоть мало мальски причастен, меня давным давно не было бы в Москве, вообще не существовало бы никакого Валентина Валентиновича Навроцкого. Неужели вы этого не понимаете? Чушь! Ерунда! Какие основания у вас связывать меня с этим делом?
— Вы настаивали, чтобы я передал документы Зимину.
— Документы лежат на столе, никто их не тронул.
— Вторые документы. А первые?