Детская библиотека. Том 67

Мы устроились рядом с человеком, который с ног до головы закутался в простыню. Он, очевидно, перепарился — на голове его, наподобие папахи, лежал мокрый дубовый веник. Из-под веника торчал розовый, сильно утомлённый рот.

— Вам не плохо, гражданин? — спросил Мочалыч, трогая перепаренного за плечо. — Дать нашатыря?

— Дай мне квасу, — сипло ответил перепаренный. — Я перегрелся.

— Квасу нету, — ответил Мочалыч и отошёл в сторону обслуживать клиентов.

Мы быстро разделись, забрались каждый в свой трон и замерли.

Напротив нас сидели двое, как видно только что пришедшие из парилки. Простыни небрежно, кое-как накинуты были у них на плечи. На простынях чёрною краской в уголке было оттиснуто: Т.Б.

Эти буквы означали, что простыни именно из Тетеринских бань, а не Оружейных или Хлебниковских.

— Ну, будем здоровы, — сказал человек, у которого буквы «Т. Б.» расположились на животе.

— Будь, — отозвался напарник. У этого буквы «Т. Б.» чернели на плече.

Приятели чокнулись стаканами с лимонадом, поглядели друг другу в глаза и дружно сказали: «Будем!»

Между тем здоровья у обоих и так было хоть отбавляй. Во всяком случае главные признаки здоровья — упитанность и краснощёкость — так и выпирали из простыней. Один из них похож был даже на какого-то римского императора, и буквы «Т. Б.», расположенные на кругленьком животе, намекали, что это, очевидно, Тиберий. Второй же, с явной лысиной, смахивал скорей на поэта, а буквы подсказывали, что это — Тибулл.

— Я люблю природу, — говорил Тибулл, — потому что в природе много хорошего. Вот этот веник, он ведь тоже частичка природы. Другие любят пиво или кино, а я природу люблю. Для меня этот веник лучше телевизора.

— По телевизору тоже иногда природу показывают, — задумчиво возразил Тиберий.

— А веник небось не покажут!

— Это верно, — согласился Тиберий, не желая спорить с поэтом. — Давай за природу! — И древние римляне снова чокнулись.

— Как ты думаешь, для чего люди чокаются? — спросил через некоторое время Тибулл, как всякий поэт настроенный слегка на философский лад.

— Для звону!

— Верно, но не совсем. Когда мы пьём лимонад, это — для вкуса. Нюхаем — для носа. Смотрим на его красивый цвет — для глаза. Кто обижен?

— Ухо, — догадался Тиберий.

— Вот мы и чокаемся, чтоб ухо не обижалось.

— Ха-ха! Вот здорово! Ну, объяснил! — с восторгом сказал Тиберий и, сияя, потрогал своё ухо, как бы проверяя: не обижается ли оно? Но ухо явно не обижалось. Оно покраснело, как девушка, смущённая собственным счастьем.

Тибулл тоже был доволен таким интересным объяснением, с гордостью потёр свою лысину, повёл глазами по раздевальному залу, выискивая, что бы ещё такое объяснить. Скоро взгляд его уткнулся в плакат, висящий над нами:

КОСТЫЛИ МОЖНО ПОЛУЧИТЬ

У ПРОСТРАНЩИКА

Плакат этот действительно объяснить стоило, и Тибулл, выпятив нижнюю губу, раздумывал некоторое время над его смыслом.

— Ну, костыли, это понятно, — сказал наконец он. — Если тебе нужны костыли, можешь получить их у пространщика. Но что такое пространщик?

— Да вон старик Мочалыч, — простодушно ответил Тиберий. — Он и есть пространщик. Простынями заведует.

— Если простынями — тогда простынщик.

— Гм… верно, — согласился Тиберий. — Если простынями, тогда простынщик.

— То-то и оно. А я, ты знаешь, люблю докапываться до смысла слов. А тут копаюсь, копаюсь, а толку чуть.

— Сейчас докопаемся, — пообещал Тиберий и крикнул. — Эй, Мочалыч, ты кем тут работаешь?

— Пространщиком, — ответил Мочалыч, подскакивая на зов.

— Сам знаю, что пространщиком, — недовольно сказал Тиберий. — А чем ты заведуешь?

— Пространством, — пояснил Мочалыч, краснея.

— Каким пространством? — не понял император.

— Да вот этим, — ответил Мочалыч и обвёл рукой раздевальный зал со всеми его тронами, вениками, бельём, голыми королями. В худенькой невзрачной его фигуре мелькнуло вдруг что-то величественное, потому что не у всех же людей есть пространство, которым бы они заведовали.

Я невольно повёл глазами, оглядывая пространство, которым заведовал Мочалыч, и вдруг резко похолодел.

Окутанный облаком пара, красный, ошпаренный, как рак, из двери мыльного зала вышел Моня Кожаный. Хлопая себя ладонями по животу, он развалился на троне рядом с Тиберием и Тибуллом. В глаза бросалась татуировка, наколотая у Мони на ногах.

На левой ноге написано было: ОНИ.

На правой: УСТАЛИ.

Именно эта надпись напугала в первую минуту. Что-то зловещее, загадочное было в ней. Я не мог понять, кто это — они? Неужели ноги?

Небрежно, двумя пальцами Моня приподнял тетеринскую простыню, брезгливо накинул её на плечи, как бы сожалея, что она не кожаная, и оглядел зал. Глаза его от пара грозно выкатились к переносице, и буквы «Т.Б»., оказавшиеся у него под мышкой, хотелось прочитать так: «Типичный Бандит».

Глава 33

Кожаные брюки