Детская библиотека. Том 91

Варю возмутил тон, который взял этот офицерик в разговоре с ней, но она, пытаясь не выказать раздражения, принялась молча собирать рассыпавшиеся поленья.

— Вам передали какое-нибудь письмо? — не унимался офицер.

— Нет, — односложно ответила она.

На шум из дома выбежала Софья.

— Что случилось? — спросила она у сестры.

— Тишка! — Шкловскому явно нравилось демонстрировать абсолютную власть над бывшими дворянками. — Отведи барышень в комнаты и обыщи!

— Понятно, — замялся денщик, — а ежели они.

— А ежели они проявят упорство — всыпь им плетей! — добавил офицер.

— Вы забываетесь! — Варино возмущение вырвалось наружу.

— Это ты забываешься! Тишка, ты слышал приказ? — не отрывая взгляда от Варвары, обратился Шкловский к денщику. Тот кивнул. — Сполняй!

Офицер развернулся и всем своим видом продемонстрировал, что разговаривать ему здесь более не с кем.

Тишка нерешительно промямлил:

— Сударыни…

Варя, не в силах более играть эту дурную пиесу, бросила денщику в руки связку поленьев и пошла к дому. Тихон попытался найти поддержку у караульного, но тот только пожал плечами. Тишка плюнул, бросил никому не нужные теперь поленья на землю и тоже направился в дом сполнять поручение.

Глава 2, в коей Иван бежит от себя и возвращает себе имение

Иван гнал во весь опор. Не преследователей он боялся, он пытался убежать от той картины, которую оставил позади себя. Но картина эта так и стояла у него перед глазами: Варя, совсем одна в осеннем лесу, смотрит ему вслед в надежде на защиту. А он не может! Ровным счетом ничего не может изменить в ее горькой судьбе!

Иван вернулся в постоялую квартиру, сменил дорожное платье и отправился в ближайший кабак. Он решил избавиться от тошных мыслей давно проверенным способом. Только не думать, не думать, иначе с ума можно сойти от безысходности. Имени у него теперь нет, любимая далеко, служба. И вот когда уже полштофа было осушено, тут-то служба его о себе напомнила. Двери кабака распахнулись, в них вбежал запыхавшийся Егорка, только и успевший промолвить:

— Ваша милость, господин Ушаков здесь…

Слуга с видом заговорщика обернулся на дверь, Иван сделал большой глоток из кружки и встал, а на пороге возникла сановная фигура Его сиятельства. Самойлов, мысли которого и без сей важной персоны были не из приятных, с досадой спросил, лишь только Ушаков приблизился к столу:

— Что, Ваша светлость, опять моя шкура понадобилась?

Этот желторотый юнец ему порядком надоел своими бессмысленными выходками, а потому Ушаков с досадой процедил сквозь зубы:

— Садись!..

И, протянув трость с набалдашником Егорке, сам сел напротив Ивана и вскинул на него тяжелый взгляд:

— Я смотрю, ты совсем плох, отдохнуть тебе надо.

— А я и отдыхаю, — Иван кивнул на порядком початый штоф.

Андрей Иванович кивнул Егорке, мол, мне тоже поставь. Егорка засуетился и подал барину чарку. Ушакова нисколько не смущал прокуренный кабак. Было время, сиживал он в местах похуже и брань слышал поотборней. Происходил Андрей Иванович из рода хоть и почтенного, но обедневшего. Как говорится, на четырех братьев — один крепостной. Еще на заре петровской эпохи начинал он рядовым гвардейцем в Преображенском полку и о придворной жизни не помышлял. Многие его сослуживцы так при полку и умирали, участвуя в баталиях и прочих воинских потребах. Такая судьба могла ожидать и самого Ушакова, но господь распорядился иначе и вознаградил Андрея Ивановича за труды праведные. А трудился он много. Так что в Тайную канцелярию пришел, имея большой опыт розыскных дел. Не мыслил себе Ушаков другого мироустройства, кроме самодержавного, а потому выполнял любой приказ с полным душевным спокойствием, лишь бы во славу престола российского. О своей службе как-то пошутил в письме Толстому: «Кнутом плутов посекаем да на волю отпускаем». Таких горячих голов, как Самойлов, попадалось Андрею Ивановичу за долгие годы верной службы немало. Некоторые теряли эти головы — кто на плахе, кто в бою, некоторые остывали и умнели, понимая, что в жизни главное, а что так — пустяк, не стоит и копья ломать. Посмотрим, что из этого искателя приключений выйдет. Выпив из чарки, Ушаков спокойно произнес:

— Ты ж родом из Самойлова?

— Был, — огрызнулся Иван.

— Вот тебе бумага. Восстанавливают тебя в добром имени! И возвращают все землевладения. Нет более надобности держать тебя инкогнито. Езжай, отдохни и подлечись, — Ушаков протянул Самойлову документ.

Иван посмотрел на бумагу, но словно и не увидел — не своя судьба интересовала его в этот момент. А потому ответ его был не самым ожидаемым для Андрея Ивановича.

— Что ж, Ваше сиятельство, а Белозеровых тоже из ссылки возвернут? Или как? Ведь по моей вине сослали безвинных…

— Белозеровых сослали по иной причине, а тебя, дурака, я порядку учил, — Ушаков встал, не желая более объясняться с человеком, толком в политике и делах государственных не разбирающимся.

Андрей Иванович повернулся к Егорке и проговорил голосом доктора, прописывающего лечение: