Больше не прячась и не таясь, я зашагал к порогу — прямо через лужи и грязь. Перемахнув четыре ступеньки, я взлетел на крыльцо и забарабанил в дверь.
— Открывайте, слышите? Именем закона! — кричал я, и перед глазами у меня прыгали какие-то красные чёртики. — Не то я выломаю дверь!
— Кто там? — послышался встревоженный голос тёти Зины.
— Это Витя Половинкин! Немедленно откройте! — Я перестал кричать и прислушался.
За дверью кто-то приглушённо шептался. Они что, не желают меня пускать? В то же мгновение занавески в окне задёрнулись.
— Витя, а Бредика дома нет, он в школе, — наконец отозвалась Перекусихина.
— Не обманывайте. Я собственными глазами всё видел. Если вы сейчас же не вернёте мне папу, я вызову полицию!
— Подожди! — взвизгнула повариха. — Я уже открываю!
То-то же.
Когда она отворила наконец все засовы с щеколдами, я как ветер ворвался внутрь. Не снимая грязных ботинок, я стремительно протопал в комнату. Только это была другая комната — не та, в которой держали моего папу. Сконфузившись, я вышел в коридор и заметался из угла в угол.
— Где вы прячете моего отца? — спросил я без обиняков.
— Успокойся, Витя! — Перекусихина попыталась меня обнять, но я вырвался. Ещё чего не хватало! Может, она и меня решила усыновить?
— Не трогайте меня! Где он, я вас спрашиваю?
— Никто его не прячет. Здесь он, в столовой. Максим Ильич обедает.
— Не выдумывайте! Сейчас только десять часов утра!
— В этом доме обедают дважды, — не без гордости вставила тётя Зина и добавила: — Прошу, покушай с нами.
Кушать я не хотел, тем более с ними, но в столовую всё равно прошёл.
Комната оказалась большой и светлой. Здесь было много пузатой мебели — всякие комоды с буфетами — подушек и фарфоровых слонов. В углу стоял фикус, а под потолком висела клетка с поролоновым попугаем. Папа всё так же сидел за накрытым столом и ел, ни на кого не обращая внимания. Бредика нигде не наблюдалось. Кстати, а почему он не в школе?
— Папа! — крикнул я, как раненый зверь, и бросился к отцу в объятия.
Я обнимал его и целовал, я его даже понюхал! Он как обычно пах берёзовой стружкой и дезодорантом «Хвойный». Я трогал его за уши и плечи, гладил его по тюрбану и всё приговаривал:
— Папа, мой папа нашёлся!
Но папа на меня совершенно не реагировал. Вернее, он отреагировал, конечно, но не так, как это положено родному отцу. Папа смущённо от меня отстранился и спросил своим обычным голосом:
— Здравствуй, мальчик. Мы разве с тобой знакомы?
Я сел. Хорошо, что тётя Зина успела подставить мне стул, иначе бы я упал.
— Прости, но в последнее время я совершенно никого не узнаю, — виновато улыбнулся папа. — Даже собственную жену и сына не вполне, просто какая-то беда. — Он развёл руками.
— Потому что она не твоя жена! — крикнул я. — А это не твой сын! — Я ткнул пальцем под стол — Перекусихин прогуливал уроки именно там. — Твой сын я!
Папа поднял брови и многозначительно посмотрел на тётю Зину. Та была очень бледная, но брови тоже подняла и даже ими подвигала.
— Перестаньте, я всё вижу! — ещё больше разозлился я. — Папа, неужели ты меня не помнишь? А маму? Она у нас орнитолог, работает на Галапагосских островах, изучает отряд трубконосых из семейства буревестниковых. А я — ученик средней школы, четвёртого класса «Б». А это — всего лишь Бредик Перекусихин. Помнишь, ты видел его на родительском собрании и сказал, что ему не мешало бы похудеть?
Тётя Зина нахмурилась, а папа покраснел.
— А это мама Бредика, тётя Зина — она в нашей школьной столовой работает.
— Это правда? — спросил папа у тёти Зины.
— Работаю, — подтвердила та.
— Вот видишь! Они не имеют к тебе ровным счётом никакого отношения.
— Мальчик, ты меня совсем запутал, — сказал папа. — И у меня заболела голова.
— Милый, я принесу тебе таблетку! — проворковала тётя Зина, а Бредик вылез наконец из-под стола.
Милый? Гм-гм.
— Как ты мог? — спросил я у Бредика напрямик. — Я же тебе доверял.
— А что я такого сделал? — пожал плечами Перекусихин. — Ты же сам его в папатеку сдал. А нам отец позарез нужен! Я, между прочим, давно на твоего засматривался — он мне понравился ещё тогда, в первом классе. Вот я и решил: раз тебе он теперь не нужен, я его к себе заберу. Пусть поживёт человек, отъестся, выспится, отдохнёт. Знаешь, как мама за ним ухаживает? Пылинки с него сдувает! А кормит пять-шесть раз в день — собственноручно!
Моя мама, конечно, пылинки ни с кого не сдувала, зато она умная и красивая.
— Он что, младенец, чтобы его с рук кормить?
— Мужчина заботу любит, — наставительно ответил Бредик голосом тёти Зины. — А в вашей семье он всё равно авторитетом не пользовался.
— Бредик! — В комнату вошла тётя Зина с таблеткой и стаканом воды. — Мы же с тобой договаривались…
— А что я такого сказал? — пожал плечами Перекусихин и потянулся за чебуреком.
— Не суди, да не судим будешь, — сказала тётя Зина. — Витя, ты не волнуйся. Твоему папе у нас хорошо. Мы его гулять выводим — в парк (у нас тут парк недалеко). На велосипедах вчера катались, а завтра пойдём на рыбалку чуть свет.
Я смотрел на неё как на сумасшедшую. Неужели она это серьёзно?