Детская книга

Верхом на вороном, как ночь, коне,
В доспехах, полночи черней, а на груди белели ребра Смерти,
И шлем венчал лишенный плоти череп,
Оскаленный в усмешке…

Вольфгангу понравилось. Шлем-череп, скелет-панцирь. Ага, сказал Том, но развязка неожиданна. Под черепом – цветущий юноша. Со свежим, ясным лицом. Ничего зловещего. Олив сказала, что его может сыграть Робин. А Флориан – украденного эльфами ребенка. Вольфганг сказал, что Леон может двигать фигурой Смерти. Он не умеет делать куклы, зато хорошо ими управляет.

* * *

Геранту нравилось планировать, искать подходящих исполнителей для работы. В своей городской ипостаси он настолько же умело советовался и находил компромиссы, насколько диким, неуклюжим мальчишкой был дома, на Болотах. В пабе возле Олд-Ромни он познакомился с квартирмейстером из Лиддского гарнизона и договорился, что одолжит у него несколько палаток и котлов для варки еды. Все были поражены. Герант составил расписание работы лагеря и режим дня. После завтрака – гимнастические упражнения и уроки танцев. Экскурсии по церквям. Курсы вышивки, ювелирного дела, керамики, театрального декораторства, сценического мастерства. В конце дня, перед ужином, обычно лекция.

Одну из первых лекций должен был читать Бенедикт Фладд – чтобы все желающие стать гончарами могли научиться основам. Он должен был выступать в десятинном амбаре, а Филип – сидеть за гончарным кругом на платформе рядом с ним и показывать зрителям перебивание глины, фриттование, вытягивание, наращивание, центрование, ритм гончарного круга. Чуть позже они вернутся и покажут роспись и глазуровку. А под конец лагеря – осмотрят изготовленные горшки, выберут те, что годятся для обжига, и затопят огромную бутылочную печь, для которой участники лагеря уже собирали дрова. Гораздо позже, во время не особенно содержательной беседы с Вольфгангом, Геранта посетила дикая идея: разобрать башню фей – кстати, странно похожую на бутылочную печь или печь для сушки хмеля, – пронести ее по проселочным дорогам и добавить в кучу дров, предназначенных для обжига. Вольфганг сказал, что созданная им армия – обвисшие и негнущиеся пугала, мягкие куклы в виде улыбающихся нарумяненных женщин и мужчин в соломенных шляпах и блейзерах – может вскочить, разрушить башню, выбежать наружу и помчаться по траве. Просто потрясающе вышло бы, сказал Вольфганг, если покидать в печь самих puppen. Представьте себе изумление публики. Но я не знаю, хватит ли у меня духу сжечь столько труда.

– Сожги неудачные, – сказал Герант. – Неудачные работы всегда найдутся.

* * *

Проспер Кейн, Флоренция и Имогена остановились в гостинице «Русалка» в Рае. Герант приехал, чтобы отвезти их на лекцию Бенедикта Фладда. Герант, как и вся остальная семья, предполагал, что после этого Имогена отправится к родным в Пэрчейз-хауз. За завтраком Имогена сказала низким, задушенным голосом:

– Вы ведь понимаете. Я не вернусь туда.

– Мы понимаем. Ты нужна Флоренции. Я объясню.

* * *

Когда Имогена ушла за шляпой, Флоренция сказала:

– Зря ты сказал, что мне нужна Имогена. Не нужна. Может быть, наоборот, это я ей нужна.

– Она не хочет возвращаться домой.

– Я знаю. Ты все делаешь, как она хочет. Когда она приехала, не было речи о том, что это навсегда.

– Ох, Флоренция. – Он слегка растерянно посмотрел на суровую, непреклонную дочь. – Это не навсегда. Она будет зарабатывать себе на жизнь и поселится отдельно.

– Я уверена, что мать хочет с ней повидаться, – сказала Флоренция, хотя ни в чем таком не была уверена. И с жаром добавила: – Я хочу снова в Италию, во Флоренцию. Я не хочу торчать все лето в этом убогом Дандженессе, где совершенно нечего делать.

Проспер Кейн хотел обнять дочь, рожденную во Флоренции, но тут вернулась Имогена, со шляпой – очень красивой, с огромными полями, покрытой безыскусно искусными цветами из перышек.

* * *

Когда Кейны прибыли в десятинный амбар, он был уже почти полон. В одном конце амбара возвели помост, на котором стояла кафедра, а рядом гончарный круг и стол с чашами, кувшинами, моделями – совершенными, сверкающими искусным узором и бледными, матовыми, с необожженной глазурью, и несколько кривых, уродливых, слипшихся вместе сосудов – жертв неудачного обжига.

* * *