Ставить пьесу, как и любое представление, в летнем лагере удобно тем, что можно выбирать из огромного количества актеров, костюмеров и рабочих сцены, причем совершенно бесплатно. Наоборот, они сами платят. Так сказал Штейнинг, обращаясь к Олив. Они – Олив, Штерн и Вольфганг – сидели за обеденным столом в коттедже «Орешек» и разрабатывали план. Сначала Штейнинг хотел взять сказку об украденном ребенке или, может быть, о женщине, которую феи крадут, чтобы она служила у них кормилицей. Феи уносят ее внутрь волшебного холма, и ее надо спасать. Это значит, объяснил он, что мы сможем «заглядывать внутрь холма», если театр марионеток оформить как замкнутый, отгороженный занавесом мирок посреди театра с актерами-людьми. Ансельм сказал, что можно использовать одну из версий универсального сюжета о Золушке – «Ослиную шкуру», «Пеструю шкурку», в которых принцесса сбегает от отца и находит принца, но его тут же похищает ведьма, уносит на край земли и погружает в волшебный сон. Штерн сказал, что его всегда особенно привлекали эти сказки с упорной и находчивой героиней, которая в поисках обходит всю землю, спрашивая совета у солнца, луны, звезд, ветров. Вольфганг сказал, что ему интересно будет сделать маски и кукол в натуральную величину. У него появилась идея – заполнить часть аудитории большими куклами и пугалами, которые будут в зрительном зале с самого начала: сперва они будут сидеть неподвижно, а потом вдруг, пугая зрителей, вольются в сюжет. Может быть, начнут осаждать крепость. А может быть, их вызовет девушка в накидке из разных мехов.
– У меня что-то крутится в голове, – сказала Олив. – Поиск настоящего дома в волшебном мире. Поиск волшебного дома в реальном мире. Два мира, скрытые один в другом.
– Волшебник страны Оз, – сказал Штейнинг.
– Хамфри утверждает, что это аллегория биметаллизма и золотого стандарта – дорога, вымощенная золотыми кирпичами, и серебряные башмачки.
– Там есть маленький волшебник в большой машине. Мы сможем использовать марионеток или других кукол, – сказал Штерн.
– Крепость – как Темная Башня в «Сэр Роланд дошел до Темной Башни», – сказала Олив. – Глыба без единого лучика света.
– С помощью освещения можно сделать очень много, – сказал Штейнинг. – Даже в амбаре, без правильных прожекторов.
– Эти осколки сказок словно стеклышки в калейдоскопе, – сказал Штерн. – Их можно переставлять без конца, придавать им различную форму.
Пьеса вышла странная. Она выросла, как растение, из семечек-сказок, из метафор, живущих в голове у Олив. Самые первые дни лагеря ушли на стройку и перестройку. Мэриан Оукшотт взяла на себя командование армией костюмеров, которые принесли старую одежду и отрезы новой ткани, и кроили, и шили, и украшали. Вольфганг устроил мастерскую для изготовления марионеток в человеческий рост и масок. Он привлек к этой работе бесконечно изобретательного Тома. Мастерская располагалась в старом амбаре, где по-прежнему лежали тюки соломы, и Том принялся мастерить соломенного человека. Тот оказался не благодушным, как Страшила в «Стране Оз», но пустоглазым, разбухшим, угрожающим. У него была огромная голова с черными дырами глаз и ртом, неровно обшитым веревкой. Голова болталась и крутилась на тюке, изображавшем тело (больше натуральной величины), с разбухшими, как при водянке, ногами (тоже крутящимися) и коротенькими бесполезными ручками, скорее палочками, торчащими из плеч. Вольфганг сказал, что в этом создании заключается чудовищный ужас и оно должно быть одним из врагов, которых герои встречают по пути. Я буду им двигать, сказал Том. Потом оно может сгореть.
– Да, ему следовало бы сгореть, – сказал Штейнинг, любуясь чучелом, – но мы не можем рисковать с огнем в амбаре, полном детей и кукол.
–
– Мехи, – отозвался Штейнинг. – Ну конечно. Солома на ветру. Небольшой вихрь – и ничего не останется.
– А я буду человековолком, – сказал Вольфганг. – Кто-то принес меховую шубу и лису с некоторыми лапами, и я собирался их использовать для «Пестрой шкурки», но я сделаю себе проволочного Зверя, с жарким красным языком и, как вы это говорите,
– Хлещущим хвостом. Когтями, – подсказал Штейнинг.
–
– У нашей героини нет меча. Она девушка, а не женщина.
– Почему?
– Потому, что эту роль обещали моей сестре Гедде, и еще потому, что моя сестра Дороти не желает играть.
– Холодное железо, – сказал Штейнинг. – Те, кто выходит на бой с добрым народцем, или феечками, должны вооружиться холодным железом. Она берет с собой кухонный нож.
– Не хотел бы я противостоять Гедде, когда у нее в руках кухонный нож, – заметил Том.
Олив решила, что последним противником должен быть железный человек, человек-машина. Доспехи, сказал Штейнинг. Том вспомнил черного всадника в «Гарете и Линетте». Он начал читать вслух, а Олив подхватила: