Детская книга

– Мне бы тоже хотелось, – отрезала Флоренция.

Герант сказал Флоренции, что она сегодня очень красива. Сосредоточенную хмурость ее лица сменила слабая улыбка, и Герант приободрился. С теоретиками из Кингз-колледжа ему было не по себе. Кроме того, он отчасти презирал их за то, что они «не знают жизни», считая, что он знает ее лучше. Он спросил, как Флоренции понравилось выступление Хамфри, и она ответила, что он не предложил ничего конкретного и что страх среднего класса перед грязными и отчаявшимися ордами в клоаках городов кажется ей абсурдным.

В этот не слишком удачный момент подошла Элси Уоррен. Она кивнула Флоренции и не очень настойчиво спросила Геранта, не видал ли он своего отца. Герант сказал, что нет.

– Его нет дома. Во всяком случае, мне так кажется. Он не выходит к столу. Правда, с ним такое часто бывает.

– Он, наверно, приходит в себя после лекции, – сказал Герант. – Стоит ему побывать в обществе, и он на несколько дней превращается в отшельника.

– Вот и я то же подумала, – сказала Элси. – Ваша мама не беспокоится.

– Он нам понадобится в конце лагеря, когда будет обжиг.

– Я думаю, он придет. Он захочет руководить обжигом.

Герант рывком отвернулся от Элси и попросил у Флоренции разрешения проводить ее обратно в Рай. Он ожидал отказа, но она согласилась. Частично для того, чтобы утвердить свою независимость от Джулиана и Джеральда, частично потому, что Герант мог сказать что-нибудь полезное про Имогену. Но еще и потому, что чувства Геранта к ней – его упорство и терпение – успокаивали. Он был тоже из мужского мира, как и кембриджцы, но в его мужском мире женщины нравились мужчинам, мужчины интересовались женщинами.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказала она. – Что-то происходит… что-то странное.

– Я всегда с удовольствием. О чем угодно.

– Я не знаю даже, как начать…

– Не стесняйся, – сказал Герант.

– С папой что-то не так, – произнесла Флоренция.

Они пошли прочь, по направлению к Раю.

* * *

Чарльза – Карла оставили наедине с Элси Уоррен.

– Вы меня не узнаете, да? – сказала она. – Я не на месте. Вы видели меня в Пэрчейз-хаузе, я подавала на стол и убирала тарелки. Нас, так сказать, друг другу не представили.

Карл не мог определить по выговору, откуда она – она говорила не как местные, – но ясно было, что она из низов. Он поглядел на нее. Видимо, она одета в свое лучшее, подумал он. На ней была бледно-серая блузка с высоким воротом и тугими манжетами и пышная темно-серая хлопковая юбка. Тонкую талию подчеркивал ярко-красный пояс, а на голове была соломенная шляпка с ярко-красной лентой и броским букетиком искусственных цветов – анемонов: красных, синих, фиолетовых. Карл не знал, что ей сказать и как вообще с ней говорить. Он также чувствовал, что она это видит и что ее такое положение забавляет. Он не ожидал, что окажется смешным.

– Так что, понравился вам доклад? – спросила она.

– Да, было чрезвычайно интересно. Я как раз пытаюсь решить, следует ли мне изучать эти темы – статистику, бедность – в Лондонской школе экономики.

– А если нет?

– Что значит «а если нет»?

– Если вы решите этого не делать, то чем займетесь?

Он не мог ответить «стану примерным анархистом и буду подстрекать народ к революции». Он покраснел:

– Может быть, поеду в Германию.

– В самом деле? Очень приятно, когда у человека есть такой выбор. Вот бы мне так.

Он посмотрел на нее, и она ответила пристальным взглядом. Они увидели друг друга. Она продолжала:

– Но как я есть женщина и из бедняков, мне особо выбирать не приходится. Я делаю что должна.

Чарльз – Карл хотел выразить ей свои соболезнования, но не смог.

– Надо полагать, вам не часто приходится с нами разговаривать, вы нас изучаете больше оптом. Опасные массы. Нас надо помещать в лагеря и направлять на выполнение разных проектов.

– Вы несправедливы, – выговорил Чарльз – Карл. – Вы надо мной издеваетесь.

– Хотя бы это мы еще можем… если смеем.

– Мисс Уоррен, – сказал Чарльз – Карл, – я попросил бы вас не говорить со мной так, как будто вы – группа, класс или комитет. Я хочу говорить с вами как с человеком.

– А сможете?

– Почему же нет?

– По тысяче причин. Во-первых, я бедна, во-вторых – нереспектабельна. Я – Падшая Женщина. У меня есть дочь. Вы не захотите разговаривать со мной как с человеком, мистер Уэллвуд.

Эта новость его не отпугнула, а привела в восторг. У Фанни цу Ревентлов, мюнхенской богини, было прелестное дитя, отец которого оставался неизвестным. В Швабинге говорили, что желание должно быть свободным, и Чарльз – Карл слушал и соглашался теоретически и желал – абстрактно. Он не мог… во всяком случае, сейчас не мог… рассказывать о Фанни цу Ревентлов этой грозной особе с тонкой талией в красном поясе.

– Мисс Уоррен, вы со всеми так разговариваете?

– Нет. Не со всеми. Только с доброхотами вроде вас.

– Я бы хотел… – произнес Чарльз – Карл. Он понял, что хотел бы расстегнуть красный пояс и пару пуговиц, отшлепать эту особу, а потом поцеловать ее. Он был поражен. Кроме того, он был счастлив тем, что оказался способен на такую спонтанную реакцию.