– Может быть, и нет. Я пишу диссертацию об английской пасторали – я хотел сравнить поэтов и художников. Взглянуть на мир «Королевы фей» и работ художников – последователей Уильяма Блейка. Ты знаешь Сэмюэла Палмера?
– К сожалению, нет.
– Он рисует волшебные копны сена, сквозь которые льется золотой свет. Английские поля. Манящие. Прекрасные. Невинные. Ты наполовину немка, а я наполовину итальянец, и мне иногда кажется, что этот колледж лишь апофеоз частной школы: он похож на торт, покрытый глазурью, а мы сидим в нем, как… как…
У него в голове возник образ заколдованных крыс и мышей, но он сам не понял почему и не стал об этом говорить. Он сказал:
– …как морские свинки.
– Морские свинки?! Боже мой, почему? – рассмеялась Гризельда.
– Не знаю. Нет, знаю. В удобной клетке.
Они улыбнулись друг другу. У Гризельды было тонкое, гибкое тело. Лицо – бледное, и ресницы тоже, и тонкие золотистые волосы, так скромно убранные в узел. Но она не была белесой, как шарящие под землей корни-апостолы, она была бледной не потому, что жила во тьме. У нее была тонкая талия. Джулиан подумал, что она гораздо красивее розового, сливочного, хорошенького Брука. Он вдруг вспомнил, что они с Гризельдой купались голыми в лесном лагере несколько лет назад, – и он тогда не обратил внимания, потому что смотрел только на Тома.
– В музее Фитцуильяма работает один старик, у него есть коллекция Сэмюэла Палмера. И Эдварда Кэлверта. Мне хочется их тебе показать. Приходите с Флоренцией, тогда все будет очень пристойно.
– Ужасно странно, что приходится соблюдать пристойность, хотя мы так давно друг друга знаем. Очень глупо.
В палящем июне, через несколько недель после доклада Метли, Чарльз – Карл погрузил велосипед в поезд на вокзале Чаринг-Кросс, вылез в Рае и поехал через Ромнейское болото, мимо Ист-Галдфорда, Манипенни и Брумхилл-Левел, лавируя между плотинами и сточными канавами, видя, как над головой кружатся ржанки, слыша крики гусей и плеск играющей рыбы. Он проехал вдоль водоотводного канала Джурис-Гат к Пигуэллу, обогнул Мидрипские пруды и армейские стрелковые полигоны в Лидде. Наконец он подъехал к домику, стоящему на отшибе, в саду, продуваемом всеми ветрами, но полном цветов. Перед домиком висела нарисованная доска: «Коттедж „Бёрдзкитчен-корнер“». Домик был старый, кирпичный, с верандой, перед которой стояла скамейка. Газон небольшой, неровный, с подсыхающей травой. На газоне маленькая девочка играла с разномастными глиняными чашками, тарелками, блюдцами. Вокруг нее расселись куклы и игрушечные звери. У девочки были длинные тонкие каштановые волосы и аккуратное личико.
– Если не будешь шалить, – говорила она тряпочному барсуку, – получишь два кусочка.
Девочка разлила по чашкам воду из чайника и разложила по тарелкам головки одуванчиков.
– Хотя ты все равно всегда шалишь, – добавила она, подняла голову и увидела Чарльза – Карла.
– Привет, Энн, – сказал он.
Она встала, повернулась и убежала в дом. И снова вышла уже в сопровождении Элси, вытирающей о фартук испачканные в муке пальцы.
– Я так просто, проезжал мимо, – сказал Чарльз, робко улыбаясь.
– Здесь не так часто люди проезжают, особенно оттого, что эта дорога никуда толком не ведет.
– А мне она понравилась. Вот я взял да и поехал по ней.
– Сядь, – приказала Энн. – И я дам тебе чаю с пирогом.
– Можно? – спросил он у Элси.
– Думаю, да, – ответила она.
Так что он сел на скамью, и ему вручили чашку синего люстра с чистой водой и розовую тарелку с двумя одуванчиками и маргариткой.
– Красивые чашки и тарелки, – сказал Чарльз – Карл.
– Это Филип для нее делает. Хотя нет – ту тарелку, что вы держите, я сама сделала много лет назад.
Они помолчали. Карл полез в свой заплечный мешок, вытащил перевязанный ленточкой сверток в блестящей зеленой бумаге и вручил его Энн. Она содрала бумагу. Это оказалась книжка детских стихов с красивыми картинками. Энн прижала ее к груди и сказала Чарльзу – Карлу:
– Я вообще умею читать, совсем-совсем сама.
– Правда, умеет, – подтвердила Элси. – Я ее научила.
И добавила:
– Можете остаться на ужин, если хотите. У нас есть треска, хватит на троих, картошка и соус из петрушки.
– С удовольствием.
Так что они пошли в дом, уселись за стол и продолжали мирно беседовать – как с Энн, так и о ней.
– А миссис Оукшотт в отлучке?
– Она уехала на лекцию в Хайт. А Робин убежал играть с приятелем. Так что мы тут наслаждались мирным одиночеством, пока не появились вы.
Элси к этому времени стала помощницей учительницы в школе Паксти. За это ей кое-что платили, и она делила домик с Мэриан Оукшотт. Чарльз – Карл, похвалив сочную треску и свежий соус, спросил, интересна ли работа – сбылись ли ожидания Элси.
– Интересная, да, – ответила Элси. – Мне нравится быть нужной и приятно смотреть, как радуются малыши, когда начинают читать. Но мне этого мало. Не знаю, будет ли мне когда-нибудь довольно.
– Мне ужасно нравится смотреть, когда у вас такое лицо, как будто сердитое. Это было первое, что я в вас заметил, – такое конструктивное недовольство.
– Ну, я думаю, это вряд ли поменяется.
– Не знаю…