Детская книга

Вход в Музей оказался точно таким, как описывал Филип. Туда было так же легко попасть, как и раньше, до появления завораживающих изгибов и стерильных пространств, созданных Уэббом. Гедда проскользнула внутрь за двумя мужчинами, полностью занятыми ящиком – тяжелым, неповоротливым, набитым соломой. Черным призраком Гедда прошла белый лес гипсовых слепков. Двинулась дальше, мимо оградок гробниц, мимо латунных решеток, и вдруг наткнулась на русский склеп, где когда-то спал Филип: на пустом постаменте, под сенью голубок и аканфа. Здесь Гедда остановилась и провела ревизию своих припасов – полной сумки камней и пакета с булочками. Когда Филип прятался в подвале, тут не было электричества. Сейчас, при меркнущем в круглых оконцах свете дня, Гедда видела выключатели и провода. Она сидела в сумерках, потом в темноте, ожидая, пока глаза не привыкнут. Волосы она скрыла под темным платком. Она поискала лестницу с железными перилами, но не нашла. Она ждала. Расползались ночь и тишина. Гедда осторожно включила свет и спряталась за гробницу. Ничто не шелохнулось. Лампочка под зеленым абажуром осветила выложенные белым кафелем готические своды. Гедда потерялась в лабиринте; ей нужна была нить. Гедда вылезла из укрытия и, согнувшись, скрючившись, побежала по коридорам. Вот каменная лестница. Гедда поднялась наверх. Тут она поняла, что поступила как идиотка. Дверь в галерею была закрыта. Филип тогда нашел и оставил себе ключ. Она даже не подумала о ключе. Она словно Алиса, которая никогда не попадет в сад и обречена вечно подглядывать в замочную скважину.

* * *

Поступок требовал, чтобы Гедда его свершила. Потому она огляделась в поисках ответа, который должен был найтись. И он нашелся. На стене туннеля у подножия лестницы висела доска с массой ключей и отверток самой разной длины на просмоленных бечевках и разлохмаченных веревочках. Меток на ключах не было. Гедда попробовала один-другой и поняла, что нужен ключ потолще и подлиннее. Она поискала и нашла такой. Дверь с тяжким скрежетом отворилась.

И вот они, витрины с золотом и серебром, сверкают перед Геддой в лунном свете. Она подошла поближе. Вот реликварий, вот Глостерский канделябр. Хранителей сокровищ поблизости не было.

Если удастся разбить стекло не слишком громко, она успеет серьезно попортить что-нибудь. Она вспотела. Ее знобило. Она сняла пальто, завернула в него большой острый кремень и осторожно размахнулась. Стекло выдержало. Гедда, исполнясь ненависти, ударила со всей силы. Стеклянный гроб раскололся, стены пали. Удар был приглушенный, но осколки зазвенели на кафельном полу.

Она взяла один из дандженесских камней и ударила по небольшому потиру. Тот поцарапался, но не погнулся. Гедда по-прежнему была одна в высоком зале. Она швырнула на пол филигранную ложечку для причастия – вышло тихо из-за бархатного ковра, приглушившего звук. Гедда обратила все внимание на канделябр.

Вот он перед ней – неповторимый, загадочный, энергичное сплетение драконов, бесенят, листьев, шлемоносных воинов. Ужасно странное ощущение. Она вспомнила, как Том в древесном доме читал вслух Теннисона. Канделябр был подобен вратам, ведущим в Камелот.

…Переплетенья
Ветвей, драконов и эмблем эльфийских
Пришли в движенье, бурно закружились; обратясь к Гарету,
Вскричали слуги: «Принц, врата живые!»

И Гедда действительно узрела в канделябре метаморфозы, карабканье, мельканье. Надо его уничтожить. Вместо этого она глупо швырнула в него дырчатый камень Тома. Камень отскочил от зверя, которого разил кинжалом гном. Гедда упала на колени, и тут с топотом и скрипом вбежали охранники и не слишком бережно подняли ее на ноги.

* * *

Ее заперли в полицейском участке, а потом судили. Она знала, что от нее разит страхом, и потому на скамье подсудимых стояла прямо, хотя дрожь сотрясала ее сверху донизу и снизу доверху, словно в родах. Несколько женщин из Социально-политического союза пришли ее поддержать, и то, что они ожидали от нее бесстрашия, было частью пытки. Гедда не попросила о встрече с родными. Ее приговорили к году тюремного заключения за повреждение казенного имущества и отправили в Холлоуэйскую тюрьму.

В камере была Библия и книга под названием «Домашняя жизнь христианской семьи». Это ненадолго развеселило Гедду. Ей позволили принять горячую ванну, которая ей была очень нужна, и выдали поношенную, не по размеру одежду, которая тоже была очень нужна, так как ее собственная пропиталась потом испуганного тела.

* * *

Она знала, что должна отказаться от еды. Но не знала, хватит ли у нее мужества отказаться от питья. Она стала ходить. Взад-вперед, взад-вперед. Стены смыкались и давили ее. Она рыдала и продолжала ходить. Она решила отказаться от питья, невнятно думая, что от этого умрет, чего ей, кажется, и хотелось. Она ходила. Ходила. Падала и снова вставала на ноги.

* * *