Детская книга

Генерал-полковник фон Мольтке был начальником Генштаба действующей армии Германской империи. Мольтке пытался отказаться от этой должности: ему было шестьдесят шесть лет; он думал, что совсем не похож на своего дядю, великого полководца, – слишком осторожен, склонен к рефлексии, слишком щепетилен и в целом не способен быстро принимать решения, от которых зависят миллионы жизней и судьба его страны. Но кайзер не прислушался к его желаниям. Фон Мольтке пойдет по стопам дяди. Он будет руководить разработкой плана Шлиффена, согласно которому немецкая армия должна была войти в Люксембург и Бельгию, захватить их железные дороги, чтобы атаковать с севера и окружить Париж с запада. Мольтке делал что должно, перемещая войска и поезда.

Первого августа 1914 года его внезапно вызвали в Берлинский городской дворец на совещание с кайзером, министрами и генералами. Те торжествовали. Кайзер приказал подать шампанского. Мольтке сообщили: сэр Эдвард Грей обещал немецкому послу в Лондоне, что Великобритания гарантирует неучастие Франции в войне, если Германия пообещает не нападать на Францию. Кайзер в полном восторге, с облегчением сказал фон Мольтке, что теперь им придется воевать только с Россией. Можно выдвигать армии на восток.

Фон Мольтке попытался объяснить, что миллион человек, одиннадцать тысяч поездов, тонны боеприпасов, пушек, провианта уже в пути и движутся на запад; передовые отряды уже достигли Люксембурга; за ними идут полки. Кайзер выругал Мольтке и с детской обидой сказал, что его дядя, великий полководец, дал бы иной ответ. Фон Мольтке «может ведь воспользоваться какой-нибудь другой железной дорогой».

Мольтке был унижен. Он писал, что у него в душе что-то сломалось от осознания всего невежества и легкомыслия своего повелителя, его детской неспособности реалистически смотреть на мир. «Я так и не оправился от этого происшествия, – писал он. – Я так и не стал прежним».

Время было упущено; кайзер отменил приказы; отчаявшийся фон Мольтке сидел у себя в кабинете и отказывался подписывать новые. Потом, в одиннадцать часов вечера, Мольтке вызвали в личные апартаменты кайзера, где глава государства сидел полуодетый, прикрыв плащом иссохшую руку. Он протянул фон Мольтке телеграмму от Георга V. Немецкий посол ошибся. Британия не гарантировала нейтралитета Франции.

– Теперь можете делать что хотите, – сказал кайзер своему военачальнику.

И армии двинулись.

51

Кое-кто сразу записался добровольцем. Джулиан поступил в отцовский полк и был отправлен в Саффолк, в учебный лагерь для офицеров. Он хорошо управлялся с пушками и неплохо ездил верхом. Светило солнце. Джулиан познакомился с другим кембриджцем. Джулиана переполняла ярость, потому что враги грозили предмету его изучения – английской пасторали, полям и лесам, диким тварям, коровам, овцам, в какой-то степени пастухам, сбору урожая. Говорили, что все кончится к Рождеству. Джулиан был настроен иронически: он верил в долг, но не в славу и считал, что должен идти, не колеблясь, до обещанного конца. Подчиненные ему нравились: он должен был их любить по долгу службы и действительно любил. Когда их что-то беспокоило, он это замечал, а когда у них что-то получалось хорошо, он говорил им об этом. В 1915 году он отплыл во Францию.

* * *

Герант вернулся в Лидд и стал учиться на артиллериста в лагере, стоявшем на такой знакомой гальке. Герант записался рядовым, но потом стал капралом артиллерии. Колечко, некогда подаренное Флоренции, он носил в кармане. Он думал: «Когда все это кончится, все станет другим, в том числе и я». Океанский круиз под звездным небом растаял, как дым. В первые дни войны Герант, как и Джулиан, словно бы видел все окружающее яснее именно потому, что оно было поставлено под вопрос. Во взводе он обзавелся дружками-собутыльниками; с одним, Сэмми Тиллом, сыном рыботорговца, они еще мальчишками вместе бегали на Ромнейском болоте. В 1915 году Герант пересек Ла-Манш и отправился на северо-запад, в сторону Бельгии.

* * *

Флориан и Робин Уэллвуды и Робин Оукшотт поступили в Королевский Сассекский полк. Флориана вскоре услали во Францию. Оба Робина попали в один взвод. Они сидели среди снаряжения в общей палатке. В детстве они всегда все делали вместе, или почти вместе, во всяких художественных лагерях. Они были одинаково рыжие и одинаково улыбались. Слишком хорошее воспитание мешало им выяснить, не братья ли они.

* * *

Робин Уэллвуд думал, что Робина Оукшотта заденет и оскорбит предположение, что никакого отца по фамилии Оукшотт не бывало на свете. Робин Оукшотт думал, что смутит Робина Уэллвуда своими претензиями на родство, которое никем никогда не упоминалось. Обоим было неприятно думать о роли Хамфри Уэллвуда в их появлении на свет. Даже при обычном раскладе люди не любят думать о том, чем занимались их родители в постели. Но Робины держались вместе, все делали одинаково и привыкли полагаться друг на друга.

* * *