– Никто не думает, сэр, как бы что-нибудь продать или попросить кого-нибудь приехать посмотреть на то, что они уже сделали. Моя мать и сестры – очень творческие натуры. – Герант не хотел этого, но в слове «творческие» явственно прозвучало презрение. – У нас работал этот Доббин, вы его знаете, он был на празднике Летней ночи и на кукольном представлении… он хотел помочь моему отцу и устроить у нас в усадьбе какую-то школу или коммуну… у нас куча места, могло и получиться. Но он не мог помогать отцу… говорят, он неспособный… и отец все время на него сердился, так что он уехал жить к священнику. Но он сказал, что вы сказали, что мой отец гений и что в Музее выставлены его работы, и я подумал… я подумал, что вы, может быть, знаете, что нам делать дальше. Ну, или хотя бы приехать посмотреть на наши новые работы. Филип по правде нравится моему отцу – я никогда раньше не видел, чтоб отец так работал.
Герант замолчал. Снова покраснел. Олив подумала, что его румянец очарователен.
– Дело в том, что… никому и в голову не приходит платить Филипу. Это неправильно. Кажется, никто, кроме меня, об этих вещах вообще не думает… о том, кто будет покупать наши горшки и откуда мы возьмем деньги на… на глину, и химикаты… и… и на еду, – торопливо выговорил он. – Извините, – сказал он, окончательно залившись краской и страшно жалея, что упомянул про еду.
Проспер Кейн принял подобающе серьезный вид. Флоренция положила Геранту кусок пирога.
– Я приеду в Рай. Возьму с собой Флоренцию и Джулиана, у него каникулы, и приеду посмотреть ваши новые работы, и подумаю, как тут лучше всего поступить. Твой отец действительно гений и действительно непрактичен, как многие великие люди. Как ты думаешь, лучше сначала написать или просто взять и приехать?
– Написать, – ответил Герант, – только неопределенно как-нибудь. И не говорите ему, что я приезжал.
– Конечно нет. Я приеду в следующие выходные, когда у Джулиана будут каникулы. Как бы между делом.
– Можно и я приеду? – повинуясь порыву, спросила Олив. – Мне тоже ужасно хочется посмотреть на новые работы. Вдруг я смогу помочь. Или вдруг Хамфри сможет, он знаком со всякими там финансистами. Я могу взять с собой Тома и Дороти, это будет прелестная поездка…
Проспер сказал, что будет счастлив, если она приедет. Герант хотел сказать, что от нашествия толпы гостей у отца может испортиться настроение, но подумал и решил, что добился всего, на что только мог надеяться, и лучше этим удовлетвориться. Олив прочитала его мысли по лицу:
– Мы не собираемся беспокоить твоего отца, не будем бросаться на него все сразу. Просто посмотрим издалека и попытаемся понять, чем мы можем быть полезны. И на море посмотрим, мне так хочется снова увидеть море.
Герант улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ:
– А ты? Что ты сам хочешь делать? Ты тоже творческая натура?
– Боже сохрани, – ответил Герант с неожиданной злостью. – Нет, мне этого не досталось ни капли, можно подумать, что я подменыш. У меня руки как будто не оттуда растут, и вся семья говорит, что я совершенно лишен художественного вкуса.
– Тогда чем же ты хотел бы заниматься?
– Чего я хотел бы… – сказал Герант, расслабившись после совершенного им подвига, – чего я хотел бы, так это зарабатывать кучу денег и жить безбедно. Я хотел бы работать в банке, или что-нибудь такое, но не знаю, с чего начать.
– Для начала спроси моего мужа, – сказала Олив, обожавшая дарить подарки. – Он, правда, бросил работу в банке, но хорошо знает, что нужно делать, чтобы найти такую работу. Спроси его, когда будешь точно знать, чего хочешь.
– О, я точно знаю. Я все время об этом думаю. Я совершенно уверен.
13