Детская книга

Один он оставался недолго. Пяти минут не прошло после того как откланялся Ондрейка, а в дверь вошел новый посетитель — хозяин дома, собственной персоной. Как обычно, спросил о здравии гостя и посетовал на собственное, зело худое, и потом еще некоторое время болтал о всякой ерунде, однако Ластик сразу насторожился. Сегодня — небывалая вещь — правый глаз боярина был зажмурен, а левый открыт и взирал на «ангела» цепко, расчетливо. Кажется, намечался какой-то важный разговор.

Так и вышло.

Походив вокруг да около, Василий Иванович наконец подобрался к главному.

— Помнишь ли, о чем я с тобой толковал в самый первый день, когда Борис умер? Что выждать надо. Час этот настал. Дела годуновского щенка совсем плохи. Самозванец двинулся в поход. Его рать невелика числом, но полна задора. А в нашем войске, как доносят мои люди, ропот и смятение. Не хотят стрельцы за Федьку Годунова свою кровь проливать. И бояре в него не верят. Пора, царевич.

— Сколько раз говорено, не царевич я, — нервно ответил Ластик.

— Ты — ангел Божий, присланный на землю, а это еще выше. Не робей, всё сам исполню, от тебя ничего и не надобно. И так уж по Москве слухи ходят — сам нарочно людишек послал, нашептывать. Будто вывез князь Шуйский гроб с мощами Дмитрия из Углича, покропили тот гроб святой водой, и восстал царевич живой и нетленный. Видели ведь тебя тогда князь Мстиславский и прочие, запомнили, как Борис на тебя перстом указывал. А некоторые приметили и бородавку на правой щеке. Ее мы тебе снова приклеим. Поверят бояре, никуда не денутся. Ясно им, что Федор против Вора не сдюжит, ибо еще зелен. За тобой же я стоять буду, Шуйский. И народ московский — он чудеса любит. Одним ударом свалим и Годуновых, и Гришку Отрепьева, вот увидишь.

На миг князь открыл второе око и Ластик вспомнил Соломкины слова: близок час, когда Шуйский сможет на мир смотреть в оба глаза, сверху вниз.

— Будешь ты законный государь, а головушку земными делами заботить тебе не к чему. Всё я, твой верный холоп, исполнять буду.

Как было не восхититься дальним, шахматным умом Василия Ивановича? Ловко он всё измыслил, подготовил, выбрал точный момент и обезопасил себя на будущее. Новый малолетний царь будет целиком и полностью от него зависеть: ни родни у него, ни друзей, жизни не знает вовсе, а правда про его происхождение известна одному лишь Шуйскому (во всяком случае, так считает боярин). Да князь еще и намерен его своим зятем сделать. На троне усядется кукла, а править станет «верный холоп».

Глядя в упор на растерявшегося Ластика, боярин сказал:

— Соглашайся. Иначе пропадем все. Придет в Москву Вор со своими поляками да казаками, знатных людей показнит-пограбит. И тебе головы не сносить. Прознается он про твое воскрешение. Опасен ты для него. А коли сейчас Годунова скинем да тебя народу предъявим, всё еще перевернется. Войско воспрянет духом, и побьем мы самозванца. Ты как-никак бывший ангел, не верю, чтобы совсем уж бросил тебя Господь. Книга у тебя опять же волшебная.

— Нет ее, — быстро сказал Ластик. — Сколько раз повторять. Ее назад на небо забрали.

— Ну забрали так забрали.

Шуйский нагнулся, зашептал:

— Соломонья тебе, как подрастешь, хорошей женой будет. Люб ты ей. Станете жить-поживать, как голубок с голубкой, а я, старик, на вас порадуюсь.

У Ластика голова шла кругом.

— Подумать надо, — пролепетал он, а сам решил: ночью рискну, потихоньку достану унибук и спрошу, был ли на Руси такой царь — Дмитрий Первый.

— Подумай, подумай, — ласково молвил Василий Иванович. — Только недолго. Неровен час…

И не успел договорить — дверь распахнулась от толчка, вбежал Ондрейка Шарафудин. Рожа бледная, глаза горят. Никогда еще Ластик его таким не видел.

— Беда, боярин! Гонец прискакал с-под Кром! Иуда Басманов передался!

Ластик из этих слов ничего не понял, но Шуйского весть прямо-таки подкосила.

Он зашатался, рухнул на лавку и зажмурился.

Сидел так, наверно, с минуту. Беззвучно шевелил губами, пару раз перекрестился. Ондрейка напряженно глядел на своего господина, ждал.

Когда Василий Иванович поднялся, левый глаз был закрыт, а правый налит кровью и страшен.

— Ништо, — сказал князь хрипло и невнятно. — Шуйский на своем веку всякое перевидал. Зубы об его обломаете… Слушай мою волю, Ондрейка.

Шарафудин встрепенулся.

— Этого, — ткнул пальцем боярин, не взглянув на Ластика, — в темницу…

В тот же миг Ондрейка, еще совсем недавно угодливо кланявшийся «ангелу», подскочил к Ластику и заломил ему руки.

— Ой! — вскрикнул от боли без пяти минут царь.

Князь же прямиком направился к печи, открыл заслонку, кряхтя пошарил там и достал унибук.

— Ишь, «назад на небо забрали», — проворчал он, бережно сдувая с книги золу.

Откуда узнал? Кто ему донес?

— Отда…

Ластик подавился криком, потому что Шарафудин проворно зажал ему рот липкой ладонью.

Выдать головой

Подлый Ондрейка безо всяких церемоний перекинул претендента на престол через плечо, будто мешок, и поволок вниз по лестнице, потом через двор.