Детская книга для девочек

Самым худшим было то, что дома ей приготовили торжественную встречу (Аннушка даже испекла шоколадный торт).

— Леля? Какой сюрприз! Рад, рад — Василий Савельевич пожал Ливановой руку, а Гелю обнял за плечи. — Но дочь-то наша какова! Все до одного экзамены на отлично, а? И не надо на меня так смотреть! Да, я горд своей умницей!

Аглая Тихоновна, однако, оказалась гораздо проницательнее:

— Леля, что случилось? Почему ты здесь?

Геля съежилась и мысленно застонала. Ой, что сейчас будет!

— Боюсь, новости у меня неважные, — с сожалением сказала Ливанова, — вам лучше присесть и выслушать меня.

— В чем дело? Поля провалила экзамен? — Василий Савельевич пытливо заглянул дочери в лицо. — Что ж, действительно, неважная новость. Но, как говорят, и конь о четырех ногах спотыкается. Это от нервов, голубчик, я знаю, что ты готовилась. Ничего, осенью пойдешь на переэкзаменовку…

— Базиль, пожалуйста, дай Леле сказать, — попросила Аглая Тихоновна.

И Леля сказала. То есть Ольга Афиногеновна рассказала о безобразном происшествии.

Геле хотелось провалиться сквозь землю, но поскольку о таком счастье оставалось только мечтать, она просто закрыла глаза.

Когда в столовой воцарилась убийственная тишина, Геля вспомнила о том, что следует вести себя достойно. Глаза пришлось открыть.

Выражение лиц присутствующих кардинальным образом изменилось.

Аннушка, занявшая свой любимый стратегический пост — у двери на кухню, озабоченно хмурилась. Аглая Тихоновна смотрела на дочь с жалостью. А вот Василий Савельевич был попросту ужасен. Ах, не зря Геля его так боялась!

— Украла?! Моя дочь — воровка?! — прогремел он, и Геля, втянув голову в плечи, подумала, что явно поторопилась открывать глаза.

— Это неслыханно! Нес-лы-хан-но!!! — продолжал бушевать доктор. — Убирайся с глаз моих долой! Мне на тебя смотреть противно!!!

Геля, сжавшись, как перепуганный заяц, метнулась к выходу.

— Поля, сядь, — остановила ее Ольга Афиногеновна. — А вам, Василий Савельевич, должно быть стыдно.

— Вы абсолютно правы, аб-со-лют-но! — ядовито согласился доктор. — Мне стыдно. Я за всю свою жизнь ни разу не взял ни одной чужой копейки, нитки чужой не взял! Но я вырастил дочь-воровку!!! И как мне теперь смотреть приличным людям в глаза?! — и рыкнул как лев в саванне: — Да, мне стыдно!

Аннушка бросилась к Геле и порывисто обняла ее:

— Да уж там, где вы бываете, приличных людей днем с огнем не сыщешь! Со всяким, стесняюсь сказать, ворьем шалдохаетесь, а на родного ребенка всех собак спустили, не разобравшись! То-то верно Ольга Афиногеновна говорит — стыдно вам должно быть, Василь Савельич.

— Анна Ивановна! Я попрошу вас не вмешиваться! — гаркнул доктор.

— Да хоть от места отказывайте, я молчать не стану!

— Вы не можете сравнивать, это другое дело, — доктор заметался по комнате, как тигр в клетке. — Люди воруют от голода, от безысходности, оставшись без работы… Но ведь сами понимаете — развращает человека воровская жизнь, легкие деньги, вот он и втягивается, и уж не вытащишь из этого болота… Но моя дочь никогда ни в чем не знала нужды! Это мерзость! Это безнравственно! Стащила, как сорока, какую-то побрякушку!

Нет, пожалуй, Геля никогда не сможет вести себя достойно и сдержанно. От последнего вопля Василия Савельевича она вжалась в Аннушкино плечо и заревела. Горько, громко, до икоты.

— Ничего. Пусть поплачет. Пусть, — Василий Савельевич продолжал метаться по столовой, но голос его звучал уже не столь уверенно.

Аннушка, бросая сердитые взгляды на доктора, отвела девочку к дивану. Аглая Тихоновна принесла стакан воды. Но Геля никак не могла успокоиться — руки дрожали, зубы выбивали дробь по кромке стакана.

— Тебе не кажется, Базиль, что резкая смена тактики в таком деле, как воспитание ребенка, может только навредить? — произнесла Аглая Тихоновна.

Геля икнула и перестала плакать. От изумления. Она и подумать не могла, что голос прапрабабушки может звучать так резко.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду? — доктор остановился и озадаченно посмотрел на жену.

— Двенадцать лет ты был примерным отцом. Добрым. Умным. Справедливым. А теперь вдруг превратился в тупого, жестокого тирана. Ты еще розги возьми. Или ремень.

— Туше, — тихо сказала Ливанова.

— А что вы все на меня напустились? — возмутился Василий Савельевич. — Это я, что ли, украл эту… заколку… булавку… да черт с ней совсем!

— Давайте сядем и во всем спокойно разберемся, — предложила Ольга Афиногеновна.

— В чем тут разбираться? Все ясно! — снова вспылил доктор. — Булавка… Заколка… Да чтоб ее! Была в кармане у моей дочери! Как вы это объясните?

— Случайность, — подсказала Ливанова.

— Случайность?! — Василий Савельевич сардонически расхохотался. — Ну, знаете ли…

— Я подумала над тем, что сказала Поля, — бесстрастно продолжила Ливанова. — В руках у Мелании Афанасьевны был пакет с кучей мелких безделушек. Разорванный пакет — и это как раз, несомненно, Полина вина. Девочка слишком порывиста и несдержанна, налетела на Павловскую, едва не сбила с ног.

— К чему вы клоните? — Доктор, наконец, сел.