Детская книга для девочек

– Я ж тебе толкую – святой человек. Большое уважение ему от обчества за это. Да и поди его, порежь – он боксом своим аглицким кому хошь харю разворотит. Вона было раз, Корень на него попер по пьяному делу. Как доктор зарядил ему с вертухи в дышло, так Корень опосля неделю по всему Подкопаевскому зубы собирал. А в позатом годе, обратно же, по пьяни, Яшка Поваренок свою маруху поучил, да малость перестарался. Мало что ребра переломал, так до нервенной горячки забил. Сестра у ней была, побежала за доктором. Тот маруху Яшкину канпрессами обложил, микстуры влил какой-то, а на Яшку сильно осерчал. Нашел его – Поваренок в «Сибири» догуливал – и давай палкой по всему трактиру гонять. Палка у него знатная – по виду такая, как господа для форсу носят, с серебряным набалдашником, а внутри свинца залито – тяжеленная, страсть! Загнал Яшку в угол и охаживает. Как руку сломал, Яшка ажно протрезвел – что ж вы творите, кричит, нет на это вашей юрисдикции людям кости ломать! Доктор ему: «Кости – что, я сломал, я и починю. А тебе вперед наука будет, как женщинов до полусмерти забивать. Я-то думал, ты хоть вор, а не совсем пропащий, а ты, выходит, почти до мокрого дела, мерзавец, докатился!» И заново палкой его – хрясь!

– Эх! – азартно выкрикнул извозчик, хлопая себя по колену.

Мальчишка важно кивнул:

– Такой уж он, господин Рындин. Золотое сердце, святая доброта. Кажная хитровская собака ему за это уважение оказывает и сильно обожает. Никто до Аполлинарии Васильевны пальцем не коснется.

– Вона как! А собой он каков, доктор энтот? Богатырь? – с жадным интересом спросил извозчик.

– Не, собой не так чтоб видный, – ответил Щур с явным сожалением. – Ежели не знаючи глянуть, то чистый шпак – стекляшки-усишки-котелок. – И тут же строго добавил: – Но это видимость одна у него обнакновенная. А по сути – святой человек.

– В стекляшках да котелке? Дак я его сегодня возил! – обрадовался извозчик. – Святого человека! Говоришь, по кулачному делу он мастер?

– А то. Вот еще было…

Геля откашлялась и ядовито сказала:

– Прошу прощения, что прерываю столь увлекательную беседу. Но в коляске сидит раненый мальчик, которого хорошо бы отвезти домой. Вы, дяденька извозчик, согласны помочь?

Дядька сдвинул шляпу на нос, почесал затылок, махнул рукой:

– Что с вами делать? Поехали!

Сидели тесно, бедняжка Шкряба подвинулся, чтобы дать Геле место, и тут же сдавленно заскулил, задев Щура ушибленной рукой.

– Пустяки, ты на плечо мое обопрись, – сказала Геля. – Вот, у меня леденцы, хочешь?

Гадостным лакомством угостила не со зла, просто ничего другого не было. Но мальчик напихал конфет за щеку и зачавкал вроде бы даже с удовольствием.

Щур сидел, отвернувшись, спасибо и то не сказал. Подумаешь, очень надо, ха.

Геля тоже отвернулась – смотреть по сторонам куда интереснее.

Маросейка сплошь была забита магазинчиками, лавками и кофейнями. Вывесок разных – тьма. Тут тебе и «Элеонора» какая-то, и магазин хрустальной посуды Дютфуа, а в большом сером доме – книжная торговля И. Д. Сытина и К°. Геля усмехнулась, вспомнив вечную ругань на тему «Как реклама и вывески уродуют историческое лицо города».

Но главное-то чудо было впереди – за сквером с памятником героям Плевны возвышалась громадная белая стена.

Китайгородская! Ильинские ворота – настоящие, а не одно название, как в ее Москве, величественные, с шатровой башней. За ними виднелась большая церковь, тоже незнакомая, – надо будет обязательно сбегать, посмотреть.

Пока спускались по Лубянскому проезду, Геля изо всех сил старалась сидеть смирно, не подпрыгивать и не вертеться, чтобы не беспокоить Шкрябу, но волновалась ужасно. Только когда свернули к Солянке – выдохнула.

Вот он – home, sweet home[4]. На месте, миленький, хорошенький домик ее дорогой!

И все оглядывалась на знакомые стены, пока не свернули в Подколокольный.

Глава 10

Это уже Хитровка? Или еще не Хитровка?» – не могла понять Геля.

Подколокольный, если сравнивать с ее Москвой, выглядел так даже и получше – дома не стояли в зеленых сетчатых паранджах, а то, что немножко ободранные, – так кого этим удивишь?

На самой площади, правда, особенно около угловой двухэтажки, бомжей было как на Курском вокзале и пахло тоже не очень, но кто бы стал поднимать столько шума из-за поездки на Курский вокзал? Вот тебе и страшная Хитровка, нет, подумать только!

Лошадка остановилась у дома, похожего на кусок пожухшего, несвежего торта – узкий его конец выходил прямо на площадь.

Щур выкатился из коляски, протянул руку Шкрябе:

– Давайте его сюда, Аполлинария Васильевна, и ехайте себе.

– Даже не надейся, я с вами пойду, – твердо ответила Геля. Она была полна решимости вызнать, где живут мальчишки. Кроме того, следовало осмотреть Шкрябу, чтобы понять, насколько серьезно он пострадал. Ну ладно – настояла из чистого упрямства. А чего он раскомандовался, Щур этот?