Поддерживая мальчика с двух сторон, вошли в дом, с трудом поднялись по темной лестнице. Чтобы не упасть, Геле пришлось хвататься свободной рукой за волглую стену. Щур же ничего, шел уверенно. К счастью, никого не встретили – девочке подумалось, что и обитатели этого дома должны быть склизкими и страшными, как тараканы.
Свернули налево, обогнули какой-то выступ, и Щур с силой пнул отсыревшую дверь.
Оказались в большой комнате с закопченным потолком, похожей, скорее, на склад, чем на человеческое жилье. Большую часть помещения занимали какие-то, как показалось Геле, грубо сработанные стеллажи, занавешенные с одного бока пыльной рогожей. На стеллажах, насколько она могла разглядеть, лежало заскорузлыми кучами грязное тряпье. Окон в комнате не было, в свободном углу стоял голый сосновый стол, окруженный старыми стульями и криво сколоченными табуретами. На столе – бутылка с воткнутой в нее оплывшей свечкой – и больше никакого света, так что остальные углы терялись во мраке.
Усадили раненого на табурет. Геля, отдуваясь, стащила грязные перчатки – они ужасно запылились, кроме того, Шкряба хватался за них липкими от леденцов ручонками.
Огляделась и вздрогнула – из куч тряпья на широких полках полезли дети. Дети!
Все – мальчишки, и все маленькие, не старше девяти лет.
Сгрудились вокруг, один, тонкошеий, обритый наголо, развязно спросил:
– Энто что за кралю ты привел, Щур?
Щур молниеносно, как кошка лапой, съездил ему по затылку:
– Язык придержи. Аполлинария Васильевна – дочка доктора нашего.
– Рындина? С полицейской части? – спросил другой, крепкий и весь квадратненький, как сундучок.
– Его. Шкрябу лошадью зашибло на Покровке, да так, что идти не мог. А она, вишь, выручила. На коляске довезла.
Детишки, все как один, выжидательно уставились на Гелю, и девочка, слегка оторопевшая от всего увиденного, опомнилась. Так, что она собиралась делать? Ах, да. Докторская дочка. Должна осмотреть раненого.
Подошла к Шкрябе, ласково сказала:
– Надо снять пальтишко. Я тебе помогу.
Мальчик безропотно поднялся, и Геля стала расстегивать ему пуговицы – короткого пальто? пиджака? тужурки? – не разберешь, такой ветхой и поношенной была одежка.
– Барышня, шли бы вы уже. Восвояси, – кислым голосом произнес Щур. – Доставили мальца, и будет с вас. Дальше мы сами.
– Света мало. Есть у вас еще свечи? – не обращая внимания на его слова, спросила Геля.
– Не баре, чай, по сто свечек жечь.
– Тогда посветите мне кто-нибудь. Вот ты, – обратилась она к квадратненькому.
– Ишь, и точно – чисто Василь Савельич командует, – покрутил головой тот, но послушался – поднес свечку поближе.
Щур молча нырнул куда-то в темноту, а вернулся, как ни странно, еще с двумя свечами.
Зажег от первой, сразу стало светлее.
Геля завернула рукав рубахи неопределенного цвета и похолодела – предплечье распухло, и при малейшей попытке дотронуться Шкряба еле сдерживал крик.
– У него, похоже, закрытый перелом, – испуганно сказала она, – надо наложить шину.
– Баба Яся… – начал было Щур.
– Баба Яся твоя сама его к доктору отведет, если не дура. Народными средствами тут не поможешь, нужно зафиксировать сломанную кость в правильном положении, а то рука срастется криво или вовсе отвалится, – припугнула на всякий случай мальчишек.
Подействовало.
– Я не хочу без руки! – жалобно завопил Шкряба.
– Значит, так, мне нужны две ровные дощечки, горячая вода, чистых тряпок побольше и водка, – приказала Геля и сама себе понравилась – вот молодец, голос уверенный, никто не усомнится в ее знаниях и умениях.
На самом деле, как накладывать шину, она знала лишь теоретически (из интернета, откуда же еще) и ужасно боялась. Статью об оказании первой помощи Геля выучила наизусть на всякий случай, из-за своей стыдной трусости, а вот ведь пригодилось.
– Дак чего делать-то, Щур? – спросил тот, лысый, что обозвал Гелю «кралей».
Верзила насупился. Закусил губу.
– Делай, что велит, – буркнул наконец. – К Люсьенке сгоняй. Она баба добрая, и чайник кипятку даст, и тряпья. Да шкалик не забудь. И чтоб бегом мне!
Геля сидела, привалившись боком к столу, и повторяла про себя порядок действий при наложении шины. Но ждать и правда пришлось недолго.
Дверь стукнула.
– Споро обернулся, – похвалил Щур. – Принес?
– Обязательно принес! – Однако из полумрака вынырнул совсем не тот мальчик, что побежал за кипятком. Этот был маленький, щекастый и, наоборот, лохматый как зверушка.
– Аж два с полтиной набросали у Николы Большого Креста. Принимай, что ли, Щур, да не забудь бабе Ясе словечко за меня шепнуть.
– Молодец, Хива. Остальные тож давайте. – Щур подтянул один из табуретов поближе к столу, уселся. – Не ровен час, баба Яся возвернется, а у нас хабар несчитан. Будет нам на орехи.
Мальчишки стали подходить по очереди, выкладывать на стол деньги – большей частью медяки. Щур аккуратно все пересчитывал и ссыпал в старый кожаный кошель.
Мальчика, который принес меньше рубля, отругал, но обещал прикрыть в последний раз – добавил ему из «хабара» Хивы.
Когда тот взъерепенился, жестко сказал: