Детская книга войны - Дневники 1941-1945

Но кто он, этот начальник? В военных различиях я не разбираюсь, на петлицах у него продолговатые квадратики. Сколько ему лет? Что-то не определю, взгляд серьезный, глаза такие живые и улыбающиеся, похожие на Папины.

Как только я вошла, он меня назвал Аней и пригласил садиться. Я села. Он знает о нас все, знает, что Папу убили немцы, что Папа наш был честный рабочий, хороший человек. Что мы все имеем среднее образование, что есть маленькая сестричка Лидочка и мы все ее любим. Что Маме с нами очень тяжело сейчас и она правильно сделала, что пошла с нами в армию по вольному найму добровольно. И откуда он все это знает? Кто рассказал ему? Интересно. И почему он вызвал именно меня, а не Марусю, не Тоню, не Виктора, ну почему? Беседовал он со мной много, даже предлагал мне чаю с конфетами, я, конечно, отказалась. А потом он мне сказал, что я должна быть бдительной, наблюдательной и смекалистой, что все это мне очень пригодится в дальнейшей работе. Я ему ответила, что болтлива, откровенна, словоохотливая и слабоумная. Он очень долго и сильно смеялся, потом похлопал меня по плечу и сказал, что его это устраивает. Сказал, что жить нам теперь будет немножко лучше, что прикрепят меня к какому-то военторгу, а зачем? Что я такого сделала и кто я такая? Потом он мне еще многое говорил, о чем я даже сюда не могу написать. Потом я подписывалась. И чтобы об этом никто ничего не знал, даже Мама. А она меня ждала, не спала, спросила, где я была, ругала меня сильно. А Тоня меня ждала и спрашивала, в чем дело, и ей я ничего не могла сказать, не скажу никому, ни Виктору, ни Марии, хоть всех я их люблю. (...)

24 декабря 1942 года. Давно я не писала сюда. Да и как писать, где? Все это время мы были в страшном огне. Уже миновали село «Иосиф Сталь», а все-таки там было хорошо, там нам было тепло, мы жили в домике, ходили натягивать палатки, было даже весело, работает вся молодежь, и начальник у нас хороший. Вечерами мы устраивали, прямо сказать, «посиделки», пели песни, грызли семечки. Их так много в поле, в снегу.

А потом мы снялись, погрузили все имущество на повозки, Мама и Лида ехали, а мы шли пешком, ночью, метель страшная, как мы все выжили и не замерзли в пути. Были в Лапшинки, жили в устроенных военных землянках, уехали оттуда поездом, ехали долго, нас бомбили. Затем опять шли пешком в лютые морозы и страшную метель, пришли на станцию Шишкино, станция одно название, разваленный до основания дом, где ни одной целой комнаты нет, а мы так питали надежду на обогрев там. Вся станция разбита, и негде приютиться даже на одну ночь. Начальник этой станции жил тоже почти под открытым небом, где-то в уголке разрушенной станции, у него было подобие комнаты, дыры которой забиты досками, стояла самодельная печь и топилась почти на улице, попробуй натопи ее, но все-таки он оказался человеком настоящим и взял Маму с Лидой под крышу, какая была страшная вьюга, снег лепил так, что в двух шагах не было ничего видно. Все остальные пошли прямо в степь и стали натягивать палатки, ветер рвал все из рук, руки совсем окоченели и не слушались, но надо было во что бы то ни стало натянуть хотя бы одну палатку. С великим трудом палатку поставили, и все мы были рады. Спать устроились прямо на голом льду, мерзла страшно, и не знаю, каким чудом мы остались живы и не замерзли.

А потом все мы опять куда-то двинулись, долго ехали, шли пешком, и нас свалила тяжелая болезнь мышиный тиф - туляримия. Помню, что 29 ноября я заболела первая, а потом Тоня, Лида, Мария, Мама и Виктор. Болезнь эта очень тяжелая, температура очень высокая и бред, бред, бесконечный бред. 13 декабря наша часть двинулась в путь. Шли пешком, ехали... нас больных тоже взяли и везли на лошадях, была страшная пурга.

20 февраля 1943 года. Ура, ура, ура! 3 февраля освободили Сталинград! Немцы полностью уничтожены, и идут длинные вереницы пленных. Противно на них смотреть, идут обмороженные, полураздетые, сопливые. Гады проклятые, а кто вас сюда звал? Так бы и побить их всех. Хочется мстить за Папу, за раненую землю, за раздавленную свою молодость. Вчера был день моего рождения, а чем он был отмечен? Даже никто меня не поздравил с днем рождения. В огне пожара протекают мои юные годы, без радости и счастья. Мы голодные и холодные, разутые и раздетые.

Все это время не было ни малейшей возможности писать. 24 декабря мы приехали на ст. Качалино, разместились в станице Качалинской, нашей области.