Читаем Детская комната полностью

Мила идет на лесопилку с джутовыми мешками. Она еще никогда не ходила на лесопилку, и фрау Мюллер описала ей здание, стоящее на краю поля. Миле запрещено разговаривать с военнопленными под страхом быть снова отправленной в Равенсбрюк. На голых черных ветках сидят вороны. Под низким серым небом даже сосны кажутся черными. Продрогшая, Мила стучится в дверь лесопилки. Слышны звуки пилы, стук по дереву. Она призывно кричит. Чья-то рука открывает дверь. «Herr Hess?»[110] Мужчина кивает, приглаживает седые усы и впускает ее внутрь. Около двадцати мужчин работают вокруг очень длинных бревен без коры. Безусловно, они ее видят и сразу же опускают глаза, им, должно быть, тоже давали указания. Все мужчины, как и Пьер, худые, но хорошо сложенные, у них тела и головы, как у нормальных мужчин. Здесь пахнет деревом, желтая пыль летает под голыми лампочками, и они идут по полу, устланному опилками и светлой стружкой. Гер Хесс указывает на пол, и тогда Мила наклоняется, набирает горстями опилки и наполняет ими мешки. Она подносит опилки к носу и вдыхает сладковатый аромат. Гер Хесс смотрит на нее, а потом провожает к двери. Пьер задевает Милу необструганной планкой, извиняется и незаметно всовывает ей в ладонь бумажку, а потом быстро уходит с планками под мышкой. На улице Мила разворачивает крошечную бумажку: «У нас есть коза, поставьте вечером палку перед забором под вторым окном справа, завтра там будет молоко». Сердце бьется с неимоверной скоростью. Молоко. Она быстро идет, чуть не поскальзывается на льду, держа на бедре мешок с опилками. Она входит в свинарник. «Боже мой, молоко». Она высыпает опилки в вычищенный отсек, подгребает, накалывает на вилы солому и распределяет ее по всему отсеку. В груди все колотится. Она заходит в отсек к свинье, чей живот почти касается пола. Свинья ложится, а Мила готовит таз и моет ее теплую кожу. «Молоко для Джеймса». Она думает, что козье молоко слишком жирное. «Вот так, моя красавица. – Она гладит уставшую свинью по голове. – Удачи тебе». И когда фрау Мюллер на время выходит из свинарника, Мила передает новость по цепочке от женщины к женщине, и лица их озаряются: да, молоко, Milch, mleko, козье молоко! Она поставит вечером палку перед забором, под вторым окном справа.

На рассвете Мила идет вдоль забора. В это безлунное утро нет ни теней, ни шума, только снег соскальзывает с крыши да машут крылями слетающие с деревьев птицы. Мила находит палку, вытаскивает ее из снега, который примерз к ней, как цемент. Внизу она находит металлическую флягу, переставляет палку чуть дальше и возвращается в комнату. Едва зайдя в помещение, она открывает флягу, наливает наполовину замерзшую жидкость себе на ладонь и пробует. «Да, это молоко!» Она входит в комнату, высоко держа флягу, и торжествующе говорит: «На завтрак – молоко!» Но женщины стоят спиной к ней, склонившись над кроватью Веры. Мила подходит, женщины расступаются. На тюфяке лежит Павел с синими губами. Мила кладет флягу, смотрит на маленький труп и присаживается рядом. Поскольку фрау Мюллер их предупредила, что не хочет ничего знать о детях, они спешат на улицу за Верой. Земля слишком твердая, чтобы ее можно было копать, но позади свинарника недавно выкорчевали пень, и там осталась яма. Стоя на коленях, они голыми руками отгребают снег, разламывают тонкую ледяную корочку. Павел лежит укрытый ветками и снегом, и за упокой они напевают ему пять колыбельных. Из уст Милы звучит песнь Брижит, песнь, которую она пела при рождении и смерти Джеймса: las hojitas de losárboles se caen, viene el viento y las levanta y se ponen a bailar – листья упадут на Павла, и ветер заставит их танцевать. Мила помнит морг в Равенсбрюке, Джеймса в окружении трупов, на руках той женщины, их смертное объятие. Здесь лес и зима позаботятся о теле Павла, укутают его, он будет спать под ветками, под нежными иголками, на бело-зеленой кровати из ели, того самого дерева, из которого делают гробы. Конечно, от этого его смерть не становится менее трагичной, но это не Keller, это не крематорий. Павел растворится в земле. Смешается с ней, превратится в чернозем.

На следующее утро постель Веры пуста. Симона замечает это первая. Недавно выпал снег, и видны следы, которые идут к воротам, а затем удаляются к дороге, ведущей в Фюрстенберг. Мила стирает их ногой, а когда сообщает фрау Мюллер, что у Веры умер ребенок и она ушла, фрау Мюллер не ищет Веру, не сообщает о ее исчезновении: к чему гнаться за этой женщиной? Она крестится, глядя на небо, которое освещают всполохи от разрывов бомб союзников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Блудная дочь
Блудная дочь

Семнадцатилетняя Полина ушла из своей семьи вслед за любимым. И как ни просили родители вернуться, одуматься, сделать все по-человечески, девушка была непреклонна. Но любовь вдруг рухнула. Почему Полину разлюбили? Что она сделала не так? На эти вопросы как-то раз ответила умудренная жизнью женщина: «Да разве ты приличная? Девка в поезде знакомится неизвестно с кем, идет к нему жить. В какой приличной семье такое позволят?» Полина решает с этого дня жить прилично и правильно. Поэтому и выстраданную дочь Веру она воспитывает в строгости, не давая даже вздохнуть свободно.Но тяжек воздух родного дома, похожего на тюрьму строгого режима. И иногда нужно уйти, чтобы вернуться.

Галина Марковна Артемьева , Галина Марковна Лифшиц , Джеффри Арчер , Лиза Джексон

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы / Остросюжетные любовные романы
Доктор Гарин
Доктор Гарин

Десять лет назад метель помешала доктору Гарину добраться до села Долгого и привить его жителей от боливийского вируса, который превращает людей в зомби. Доктор чудом не замёрз насмерть в бескрайней снежной степи, чтобы вернуться в постапокалиптический мир, где его пациентами станут самые смешные и беспомощные существа на Земле, в прошлом – лидеры мировых держав. Этот мир, где вырезают часы из камня и айфоны из дерева, – энциклопедия сорокинской антиутопии, уверенно наделяющей будущее чертами дремучего прошлого. Несмотря на привычную иронию и пародийные отсылки к русскому прозаическому канону, "Доктора Гарина" отличает ощутимо новый уровень тревоги: гулаг болотных чернышей, побочного продукта советского эксперимента, оказывается пострашнее атомной бомбы. Ещё одно радикальное обновление – пронзительный лиризм. На обломках разрушенной вселенной старомодный доктор встретит, потеряет и вновь обретёт свою единственную любовь, чтобы лечить её до конца своих дней.

Владимир Георгиевич Сорокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза