Детская сказка

Но вот теперь он шел мимо раскрытых настежь окон веранды, и из-за сосен гремел мужской голос, более похожий то на рев разъяренного зверя, то на змеиное шипение; его перебивал пронзительно-резкий женский голос – то заикающийся, то плачуший… И Торкелю показалось, будто по ветвям молчаливых, терпеливых деревьев, по тихим благоухающим цветам пробежала дрожь, а собственную его грудь пронзила боль, когда он узнал знакомые голоса и увидел, как страшно искажены знакомые ему прекрасные лица, обращенные друг к другу. Он взглянул на небо, не затянуто ли оно облаками, но небо было светло-голубым, и это удивило его. Будь он владыкой небесным, он бы при виде подобного зрелища опустил на землю завесу из самых черных туч.

Сомнений не было: то были люди, а не ангелы! И, горюя оттого, что прекрасное может стать таким уродливым, он снова убежал в лесную чащу.

Там росли рядом два дерева – старый дуб и старая осина. В молодости осина слишком близко придвинулась к могучему дубу, и вот уже десятилетия кряду сражались они за место в лесу. Дуб одержал верх, но более слабая осина вытянулась ввысь так близко к своему опасному соседу, что стволы их соприкоснулись и в дубе образовался желоб, где и спрятала свой ствол осина. День был ветреный, и соперник с соперницей терлись друг о друга, так что только скрип да треск стоял. Торкель знал «брата с сестрой», как называли их в округе, и издалека не раз слышал отзвуки их суровых ласк. И когда он теперь увидел их, в памяти всплыло воспоминание о прочитанной книжке, о том, как дикари добывают огонь трением одного куска дерева о другой. Ныне лето стояло очень сухое, и из боязни лесного пожара было запрещено даже курить в лесу. И вот в самой чаще сухого леса с помощью этого ужасного древесного огнива вот-вот мог вспыхнуть огонь.

Странные мысли нахлынули на Торкеля.

Почему именно сейчас добывают дуб с осиной огонь острову на погибель? Неужто бог, разгневавшись на Фагервик, решил испепелить остров, как Содом и Гоморру? Если займется огонь, запылают все дома до единого, а людям придется, спасаясь от дыма и пепла, бросаться в залив! Ведь не один лесной пожар вспыхнул от такого вот трения дерева о дерево.

Сев на пень, он огляделся в надежде увидеть клубы дыма и огня. Пусть Фагервик сгорит, ибо все здесь не что иное, как сатанинское наваждение! И если он выгорит дотла, как Скамсунд, то можно будет жить и на его родном острове и мириться с тамошней жизнью, коль скоро исчезнет и перестанет искушать и тревожить душу обетованная земля на этом берегу…

Но он тут же счел эту мысль безбожной и даже испугался, словно невольно оказался свидетелем поджога; он встал и торопливо ушел.

Торкель миновал целебный источник, где некогда лечились минеральными водами и где до сих пор висели костыли, оставленные на память об исцеленных болезнях. Потом взобрался на холм, на самом верху которого стоял храм памятником какому-то королю. На небольшом лужке Торкель постоял под сенью дубов, отбрасывавших зеленые, шевелившиеся от ветра тени, поднялся еще на один холм с отслужившей свой век мельницей и вскарабкался по лесенке наверх. И перед ним во всей своей красе и богатстве раскинулся Фагервик; а обернувшись, мальчик увидел Скамсунд с его Карантинным домом и церковью и далеко-далеко – открытое море с маяком. Туда, к морю, влекла его мечта, и он понял наконец, что сбился с пути, который – он верил в это – так или иначе приведет его к цели.

Взволнованный, охваченный детским смятением перед тем великим неизведанным, что зовется будущим, он вдруг увидел в заливе гонимый попутным ветром белый учебный бриг с королевским флагом на грот-марсе, с лоцманским гюйсом на бом-кливере и целым набором сигналов на штаге.

А у каждой реи стояли одетые в белое мальчики, готовые в любую минуту убрать паруса… Вот куда влекла Торкеля его мечта.

Он наблюдал за маневрами судна, надеясь, что бриг ляжет в дрейф и бросит якорь. И мальчик принял дерзкое решение – подкараулить кого-нибудь из офицеров, завсегдатаев ресторана, и безо всяких обиняков просить у него место юнги.

Он следил за тем, что делалось на борту, за парусами, за малейшим изменением курса рулевым.

Бриг меж тем миновал купальни: вот-вот начнут брасопить бак, вот-вот якорь ляжет на банку, вот-вот… Бриг и впрямь уже спустил сигналы, затем лоцманский гюйс и, держа курс… поплыл вниз по течению, и мимо, мимо заливов! Исчез, словно светлая мечта, унося с собой надежды Торкеля на будущее.

Он спустился с мельницы, потом с холма и снова очутился под сенью дубов. Здесь, хотя и под купами деревьев, все же ощущаешь себя на воле, и перед тобой расстилается широкий простор. Проходя дубовой рощей, он вдруг увидел посреди лужка маленькую девочку лет пяти, не старше. Она стояла совсем одна, сунув пальцы в рот, и в отчаянии озиралась вокруг. Две невысохшие слезинки блестели у нее на щеках.

– Что ты делаешь одна в роще? – спросил мальчик.

– Все меня бросили, – отвечала она.

– Хочешь пойти домой?

– Да-а!

– А как тебя зовут?

– Алиса!

– Где же ты живешь?

– Возле купальни!