— Что именно, мисс Дайси.
— Ну, какой-нибудь шум?
— Может, и слышал. А почему вы спрашиваете?
— С твоей сестрой произошло нечто ужасное, совсем ужасное. Ты помнишь, что вчера я была вынуждена наказать Джанет?
— Да, мисс Дайси.
— Мне кажется, она так и не поняла, за что ее наказывают. Ну вот, мне кажется, что она решила отомстить мне и потому спустилась во двор, подошла к конуре Шебы и спустила ее с цепи.
— Правда, мисс Дайси?
— Да, а потом привела ее к себе в комнату. Ты же помнишь, я рассказывала тебе, какая у меня нервная собака, как она злится, если кто-то смотрит на нее, и что именно поэтому я никогда не пускаю ее в дом?
— Да, мисс Дайси.
— Мне кажется, Джанет на это и рассчитывала. Она привела собаку в дом, думая, что она набросится на меня или сделает что-нибудь еще в этом роде. Но получилось, наверное, так, что она сама напугала Шебу, та набросилась на нее и загрызла насмерть.
— Насмерть? — спокойно переспросил Найджел.
— Да. Бедная несчастная Джанет умерла.
— А где сейчас Шеба?
— Там же, у нее в комнате. Придется ее тоже убить.
— Бедная Шеба.
И вновь, как и накануне вечером, мисс Дайси была потрясена реакцией Найджела. — Да, действительно, такая бедняжка, — согласилась она. — Но, видишь ли, Найджел, тебе наверняка придется что-то рассказать полицейским, и я хотела бы, чтобы ты пересказал им все то, о чем мы сейчас с тобой говорили.
— А про вчерашний день мне им что сказать?
— Я тебе и про это скажу, но только ты должен будешь пересказать им все слово в слово, хорошо, дорогой?
— А можно я возьму себе коллекцию яиц Джанет? Тем более, что она умерла.
Мисс Дайси невольно вздрогнула и посмотрела на мальчика в упор. — Да, дорогой, конечно же, возьми ее.
— И еще один кусочек омлета, хорошо?
— Ну, разумеется. Возьми мой — я не голодна.
Воцарилась долгая пауза, пока Найджел наконец не заговорил:
— Пожалуй, нам придется хорошенько обмозговать, что говорить про все ее синяки, ссадины и другие следы, правда ведь?
Мисс Дайси почувствовала, как у нее замирает сердце. — Что ты хочешь сказать? — спросила она внезапно пересохшими губами.
— Я понимаю, конечно, мисс Дайси, мне всего одиннадцать лет, но дураком меня еще никто на называл, — промолвил мальчик. — Кстати, для начала не могли бы вы в эту неделю дать мне побольше карманных денег?
Мадлен Л'Энгль
Бедный Маленький Суббота
Ведьма жила в отдаленном заброшенном фермерском доме, и никто не знал о ней, кроме меня. В маленьком шумном городке на юге Джорджии, где я жил мальчишкой, никто понятия не имел, что если идти по пыльной главной улице до конца (там, где почта), а потом повернуть налево и еще немного пройти до заржавленных железных ворот у входа к фермерскому дому, то можно увидеть такое, от чего глаза на лоб полезут. Мне выпала удача это узнать. А может быть, и неудача. Может быть, ведьма хотела, чтобы я узнал это из-за Александры. Но теперь я жалею, что все так случилось, потому что и ведьма, и Александра ушли навсегда, и это намного хуже, чем если бы я их вовсе не знал.
В фермерском доме никто не жил со времен Гражданской войны, когда полковник Лондермейн был убит, а Александра Лондермейн, его молодая жена-красавица, повесилась на люстре в бальном зале. Незадолго до моего рождения какие-то северяне купили его, но через несколько лет перестали приезжать, — как поговаривали, из-за того, что там нечисто. Каждые пару лет компании мальчишек или мужчин делали попытки проникнуть в дом, но он был просто неприступен, так что мало-помалу городок утратил к нему интерес. Никто не перелезал через эту стену и не бродил по этому парку, кроме меня.
Я часто приходил туда летом, когда во время приступов малярии было уже невыносимо лежать на железной кровати в комнате с мухами, жужжащими вокруг лица, или в гамаке на крыльце, слыша визг и смех играющей малышни, будто намеренно дразнившей меня. Головная боль не давала мне читать, и поэтому, волоча загорелые босые ноги по пыли, в истрепанной соломенной шляпе, якобы защищавшей меня от солнца, я тащился на дорогу, то обливаясь потом, то дрожа. Иногда казалось, что прошла вечность, когда я наконец добирался до железных ворот, у которых кирпичная кладка была намного ниже. Часто я лежал, задыхаясь, на высокой колючей траве несколько минут, пока не набирался сил, чтобы перелезть через стену и приземлиться на внутренней стороне.
Внутри было прохладнее. Лихорадка у меня была со странностями — в тени меня трясло меньше, чем дома, где о стену или даже об пол можно было обжечься. В парке росло множество дубов, они разрослись сами по себе, и под их зеленым укрытием всегда была тень. Земля была покрыта сухой листвой, мягкой и прохладной, и когда я падал на спину и смотрел вверх, шатер из листьев оказывался таким плотным, что иногда я даже не видел неба. Лучи, которым удавалось пробраться, теряли свою безжалостную яркость и ложились мягкими желтыми полосками, которые не жгли.