Детские шалости

Я, конечно, все чувствую и все понимаю, но я знаю и другое: если придешь домой, то сегодня мама уже не пустит гулять, потому что варежки будут сохнуть до утра. Но я бабушке об этом не говорю.

Наш отдых закончился, и мы поднимаемся дальше по лестнице.

– Бабушка, – спрашиваю я, – а что будет, когда пальцы обморозишь?

– Если сильно обморозишь, то ничего не будет.

– Как ничего?

– А совсем ничего. Пальцев не будет, – тяжело вздыхает бабушка, поднимаясь по лестнице. – Если они отмерзнут, хирургу придется их отрезать.

Такое будущее мне не нравится. Я по очереди осматриваю пальцы на правой и левой руке, пытаясь понять, не обморожены ли они.

Наконец-то мы поднялись на пятый этаж и теперь входим в нашу квартиру. Мама помогает мне раздеться и в то же время сердится из-за того, что мое пальто все в снегу. Она дает мне веник и отправляет на лестничную площадку, чтобы я обмел валенки. Вслед за мной она выходит сама и приносит мое пальто, чтобы стряхнуть налипший снег. Она сначала сметает снег веником, отобрав его у меня, а потом так сильно трясет пальто, что на меня летят брызги.

Бабушка зовет меня в ванную комнату. Она моет руки.

– Подставь руки под воду, – предлагает она мне.

– Зачем? – сопротивляюсь я.

– Подставь, подставь. Делай то, что тебе говорят.

Я поднимаю правую руку и осторожно подставляю кончики пальцев под струйку воды, текущую из-под крана. И вдруг я понимаю, что вода теплая, и даже – горячая.

– Ой, – удивляюсь я.

И подставляю под струю обе ладошки. Теплая вода наполняет мои пригоршни и начинает стекать по запястьям. Но здесь она уже становится холодной. Я тру ладошки друг о друга, и постепенно начинаю ощущать, что вода стала холодной, как всегда.

– Бабушка, а почему…

Но бабушка понимает, о чем я хочу ее спросить, и сразу отвечает, не дослушав вопроса:

– У тебя руки были холоднее, чем вода, вот тебе и показалось, что она теплая.

Мы вытираем руки одним полотенцем, а потом идем в комнату. Мама там уже накрывает стол для ужина.

Мы всегда ужинаем с бабушкой, когда она возвращается с работы, а папа приходит поздно и потому он ужинает один. Очень часто бывает, что я уже ложусь спать, а он все еще не пришел с работы. Мы с папой завтракаем и обедаем вместе только в воскресение.

Вечером я играю с деревянной машинкой, на которой я вожу очень важные грузы, но, как обычно, в самый интересный момент мама вдруг говорит мне, что пора заканчивать и ложиться спать. Мне, конечно, не хочется, и потому я не тороплюсь отправлять машину в гараж. И тут совершенно неожиданно появляется папа. Он прямо в пальто входит в комнату и идет ко мне.

– Валя, почему ты не раздеваешься? – спрашивает мама.

Но папа, не отвечая, подходит ко мне, протягивает свою руку и разжимает кулак. Я вижу у него на ладони птичку.

– Она живая? – спрашиваю я.

Мама тоже подходит ближе.

– Это воробей, – говорит она.

– На улице сильный мороз. Он, видимо, замерз, – объясняет папа. – Я едва на него не наступил.

– Он живой? – повторяю я вопрос, разглядывая птицу.

– Погрей, погрей его, – говорит мама папе. – Может, он не погиб еще. Подыши на него.

Папа забирает воробья в кулак и дышит на него. И папа, и мама, и даже бабушка собрались вместе и смотрят на воробья.

– Петя, Петя, – зовет его бабушка.

И вдруг воробей открывает глаза. Мы все разом охаем. У папы кулак разжат, и Петька выпархивает с его ладони, бросаясь в сторону, но сразу же падает за горшки с цветами на окне.

– Зачем ты его отпустил? – спрашивает мама. – Он же сейчас разобьется о стекло.

– А что я должен бы сделать? – отзывается папа.

Я хочу броситься к окну, но меня удерживает бабушка.

– Не пугай птицу, – произносит она, – пусть Петька успокоится. Глядишь, потихонечку привыкнет. Мы на окне ему гнездо устроим. На форточке у нас марля, так что он не улетит. Зиму перезимует, а весной выпустим.

Теперь я изучаю жизнь Петьки. Это мне папа велел изучать, как птицы живут. Первое, что я выяснил, это то, что Петька трус. Едва я подхожу ближе к окошку и пытаюсь заглянуть за цветочный горшок, за которым прячется Петька, как тут же он вылетает оттуда и садится на шкаф. Мне, конечно, залезть на шкаф невозможно. У нас нет такого высокого стула или хотя бы лестницы, чтобы я мог достать до верха шкафа. Приходится стучать ладошкой по боковой стенке, пока Петька не улетит со шкафа. Обычно он перепархивает на абажур, до которого я могу достать дудочкой, если заберусь с ногами на стол. С абажура он возвращается опять на окошко.

Второе, что я выяснил – Петька быстрей меня. Пока я доберусь до абажура, он уже на окне. Пока я слезу со стола и подойду к окну, он уже опять на шкафу. Его трудно опередить.

Про третье мне бабушка подсказывает.

– Ты заметил, как Петька ходит? – спрашивает она.

Только после этого я замечаю, что Петька не ходит, а скачет. Прыг-прыг. Огляделся по сторонам, и снова – прыг-прыг. А летает он слишком быстро, разглядеть невозможно. Воду из блюдечка он пьет, смешно приподнимая голову. А когда начинает клевать хлебные крошки, то почему-то они разлетаются в разные стороны. Как будто специально разбрасывает.