Детские странствия

Мой проворный приятель, уже успевший выскочить в сени, кричит оттуда:

- Васька! Беги! Чего стоишь? Не видишь, что ли, - ведьма!

Только получив второй раз по голове сковородником, я прихожу в себя и стремглав выскакиваю из избы.

- Ведьма! Ведьма! - кричим мы оба в дверь. Мы не унываем - мало ли что может случиться? А в общем-то сбор идет хорошо - корзина уже тянет руку. Лесничий дал по кренделю, учитель - по баранке, а купец - по прянику.

Одна хозяйка оказалась знакомой отца; она поставила нам самовар и помогла продать соседу собранный нами хлеб по копейке за фунт. Впереди еще много деревень, а у нас уже по гривеннику в кармане.

Несколько дней странствовали мы так по деревням. Попадали и в богатые дома, где дальше кухни нас не пускали и сейчас же выпроваживали, как только пропоем. Попадали и к беднякам, где можно было и погреться у печки, и покушать горячего, сидя в переднем углу, и сладко поспать на соломе.

Под конец нашего странствования мы попали в одну избу, по своему убранству не похожую на обыкновенные деревенские избы: люди сидели за столом не на лавках, а на стульях, у стен стояли кровати, покрытые белыми одеялами, на окнах - занавески.

В избе были гости - мужики в пиджаках и жилетах с часами, бабы - в нарядных платьях с брошками.

Когда мы зашли в эту избу и с порога начали свое пение, хозяин, сидевший за столом среди гостей, весело крикнул нам:

- Бросьте, пареньки, свою божественную песню и садитесь с нами за стол!

Хозяйка, выйдя из-за стола, стала нас раздевать, приговаривая:

- Ах, бедненькие! Ведь вы замерзли… Раздевайтесь скорее!

Гости потеснились, дали нам место, и, смущенно утирая рукавом свои носы, мы уселись за стол, не веря столь неожиданному для нас счастью.

Было чему удивляться: перед нами ставят рюмки, наливают в них красное вино, на тарелки накладывают нам множество вкусных вещей.

Глядя на это обилие, мы продолжали утирать носы.

Хозяин помог нам прийти в себя.

- Чтобы согреться, вам, пареньки, прежде всего следует выпить, - сказал он.

Поощряемые возгласами гостей: «А ну-ка, ребята, дерните по маленькой!» - мы взяли стоявшие перед нами рюмки, дружно опрокинули их в рот и громко, по-мужицки, крякнули враз.

Это вызвало за столом шумное веселье. Все заговорили о нас: какие самостоятельные мужички! Но когда, ободренные таким вниманием к себе, мы стали смело действовать вилками, разговор за столом сразу затих: видно, и хозяева и гости были поражены жадностью, с которой мы накинулись на еду.

Первым насытился Потапов. Положив вилку на свою опустевшую тарелку, он сказал:

- Важно попраздновали.

- Важно, - подтвердил я и тоже положил вилку, хотя мог бы еще поесть.

Мы встали из-за стола и поблагодарили хозяев.

- Чего так торопитесь? Посидите! Довольно вам сегодня христославить.

- Нет, нам еще надо, - сказал Потапов.

- Почему надо?

- Мало еще хлеба сегодня собрали.

- А сколько вам надо?

- Мне бы еще на четыре копейки, - сказал я.

Все засмеялись, и тогда я объяснил, что за праздники собрал хлеба только на девяносто шесть копеек, а должен собрать на рубль, так как мне нужно купить валенки, чтобы не мерзнуть, бегая в училище. Про сатиновую рубашку я умолчал, но Потапов выдал меня.

- Ему еще хочется красивую рубаху купить, - сказал он.

- Не жениться ли уж задумал, парень? - засмеялся хозяин.

И в этот самый момент за моей спиной раздался легкий смешок. Обернувшись, я увидел Таню, только что вбежавшую в избу, румяную с мороза.

Она стояла на пороге и, положив палец на губы, мотала головой: молчок, мол, не выдавать ее.

- Слышу, что ходят по деревне какие-то ученики-христославы - дай, думаю, погляжу, кто такие, а, оказывается, тут наши оба Васьки! - говорила она минуту спустя, здороваясь с Потаповым и с усмешкой поглядывая на меня.

Должно быть, услышала про сатиновую рубашку и, может быть, даже догадалась, что я из-за нее задумал купить себе такую дорогую обнову.

Потом уже я узнал, что хозяин этой избы, лесной надзиратель, или кондуктор, как его называли, приходится Тане родственником и она гостила у него на каникулах. А тогда я не успел и подумать, как она очутилась тут. При виде Тани меня сразу бросило в жар, и я заторопил своего приятеля:

- Ну пойдем работать, некогда нам тут разговаривать!

Но христославить у меня не было уже охоты.

Так я и вернулся домой, не добрав до рубля четырех копеек. Моя старшая сестра, Матрена, увидев у меня деньги, стала просить их взаймы, обещая скоро отдать рубль, а к пасхе сшить кумачовую рубаху. О сатиновой рубашке я уже больше не мечтал и поэтому охотно отдал деньги Матрене. Она купила себе на них красивый платок, который носила потом много лет по праздникам.

Рубля она мне не отдала, а новую кумачовую рубаху действительно сшила к пасхе.

МАНЕЧКИН ЖЕНИХ