Детский дом и его обитатели

.. Голова моя пухла от постоянно одолевавших меня кошмаров. Сомнения грызли нещадно – права ли я? А вот как они, мои дети? Что творилось в их некрепких, но уже очень и очень утомлённых душах? Чего хотела я от них теперь? После того, как отряд буквально разломился на две неравные части? Вряд ли смогла бы точно сформулировать. О себе в этом смысле я знала наверняка – хочу быть нужной им. Здесь и сейчас. И в этом видела свой долг. Острее, чем когда-либо, ощущала внутреннюю необходимость биться за них – для их же блага. Чего бы это мне ни стоило. И я не ломала голову над тем, к чему это, в конце концов, приведёт, и чем вся эта деятельность лично для меня обернётся. Не сразу в моём сознании выкристаллизовалась мысль о том (пожалуй, она и была самой главной), что моя сверхзадача – и есть пробуждение в душах моих воспитанников совести.

Потому что именно совесть и только совесть делает человека личностью.

Со-весть=Сопричастность Вести.

Верно замечено: самый чуткий индикатор рождения совести – это когда человек со всей остротой вдруг начинает ощущать на себе господство слова «должен». Пока же мои воспитанники продолжали жить в каком-то деформированном мире – должны были им, они же не должны никому и ничего. В этом и заключалась трагедия. Удастся ли им одолеть это извращённое понимание жизни и усвоить совсем иное, пока ещё чуждое их настроенному на жёсткий эгоизм сознанию? Наверняка я, конечно, пока не знала. Но без этого понимания они полноценными личностями никогда не станут.

Глава 37. К профессии готовить надо, а не под музыку маршировать!

Директриса ведёт себя удивительно – будто вообще забыла о том, что во вверенном ей детдоме есть такое неудобное, странное образование, как первый отряд. А вот кто о нас не забывал и даже очень вовремя вспомнил именно сейчас, так это Тамара Трофимовна. Блистательная Хозяйка и в городском интерьере выглядела столь же эффектно, как и в обрамлении щедрой кавказской природы. Одевалась она сногсшибательно – вот и на этот раз пришла как на показ мод: элегантный белый хитон (или что это?), сапожки на высоченной шпильке, тоже белые. Хоть сейчас на подиум… Штабелями, надо полагать, складывается мужское население планеты к её ногам. Да…

– Как поживаете?

Она улыбается своей блистательной улыбкой, смотрит умными глазами и – ждёт. Я скромно отвечаю:

– Спасибо. Замечательно.

Она перестаёт улыбаться.

– Замечательно – это… надо понимать, новая история?

– А вы ясновидящая.

– Надеюсь, на этот раз без жертвоприношений?

– Ну, как вам сказать…

– Так и скажите.

– Почти.

– И всё-таки, что у вас опять? Голос её строг и даже чуть сердит.

– Мальчишек из отряда выгнали.

– И где они теперь?

– Нигде.

– Не слабо, однако, как говорил ваш Беев.

– Теперь уже не мой.

– Перекупили?

– Похоже.

– И кто?

– Начальство наше его конфетками прикармливает.

– Лично Беева?

– Да. Персонально.

– За что такая честь?

– За особые заслуги в деле развала первого отряда.

– Весело вы тут живёте.

– Да уж. Ухохочешься…

– А как наши подарки, понравились детям? – деловито спрашивает она.

– Какие подарки?

Хозяйка нахмурилась, потом сказала несколько раздражённо:

– Вчера наша общественность передала в детский дом игрушки. Много игрушек. Я просила, помня наш с вами разговор, передать побольше во второй класс.

– Спасибо, но…

– У них всё та же воспитательница?

– Воспитательница та же. А вот с игрушками получилось просто ужасно.

– Не понравились? (Она в недоумении.)

– Настольный футбол в тот же вечер разломал лично Бельчиков. Ну и всё остальное тоже растащили по углам и – на части. Беев вот…

– Опять Беев? При чём здесь ваш Беев? (Она уже почти кричит на меня.)

– Ой… Дело в том, что Людмила Семёновна распорядилась отдать почти все лучшие игрушки моим балбесам.

Хозяйка присвистнула в изумлении.

– Вот оно что! То-то я смотрю, по коридору фигурки пластиковые валяются. Так это из «футбола»?

– Ну да..

– Ох…

Она молчит, глядя в одну точку и даже слегка приоткрыв рот.

– А у вас на заводе как дела? – спрашиваю я больше из вежливости.

Отвечает сразу.

– В завкоме подняли документацию за последние пять лет. С начала шефской помощи этому детскому дом.

– И что? Интересно?

– Захватывает.

– А конкретно?

Она покачала головой и зацокала языком.

– Забавные фактики проклёвываются. Очень похоже, что имеет место групповое хищение государственных и заводских средств в особо крупных размерах.

– Но вы же сами говорили: все воруют. Она вспыхнула.

– Но не до такой же степени! И потом. Вор вору рознь. У государства вообще-то украсть не грех.

– Как это?

– Всё равно ничьё, но это так, между нами, девочками, говоря. Но сейчас просто какой-то кошмар начинает твориться. Крадут уже друг у друга!

В её голосе звенели нотки искреннего возмущения.

– Ага, поняла. Переворовывают украденное. Таким способом восстанавливается попранная справедливость.

– Похоже, это совершенно самостоятельная команда – во главе с Людмилой Семёновной.

– Вы думаете – так?

– А вы думаете, что не так?

– Мне кажется, что она – всего лишь подставное лицо.