Детский дом и его обитатели

– Ты очень странная сегодня.

Она резко развернулась ко мне.

– Не со мной, а с тобой «что».

Эти слова она произнесла почти с вызовом.

– Так…

– Ну что, уже подыскала себе что-нибудь? Что смотришь? Я сама новый список педсостава в роно отвозила.

– И что?

– Тебя в нём нет.

– Постой, что за список? – спросила я в полном недоумении.

– Ты же сама настаивала на проверке. Ну вот, была проверка, постановили обновить воспитательский корпус. Ты довольна? Что молчишь? А как ты думаешь, твои пацаны со мной подружатся?

– Ты здесь причём? – спрашиваю я, совершенно не воспринимая её слов.

– Теперь буду на первом отряде. А ты разве не знаешь? Тебе Людмилка не сказала?

– Спасибо за информацию, – говорю сразу осипшим голосом и вдруг замечаю… что она… Татьяна Степановна, наша славная пионервожатая, как бы воспарив над столами и стульями, гордо реет уже где-то под потолком…

Что за чертовщина!

Я зажмурилась…

– Можно подумать, не знала.

Теперь её голос доносится откуда-то из-под шкафа, у задней стенки отрядной…

Смотрю, едва приоткрыв глаза – теперь она бодро ползает на четвереньках, что-то старательно ищет на полу.

Силюсь встать со стула, но не могу.

– Что… что тебе здесь надо? – кричу я, но получается слабый шёпот. – Ты что-то потеряла?

– Колечко… колечко куда-то закатилось… Пустяшное, а жалко. На сборе слетело. Крутила на пальце, оно и соскочило. Тогда неудобно было искать. Помоги, я?

Она говорила всё это ублюдочно-спокойно.

Я встала и сказала:

– Пошла вон.

Она засмеялась.

– А ты что, разве не знала, что тебя в списке нет?

– Не знала, что всё так быстро раскрутится.

С отчаянием, нараставшим с каждой минутой, я смотрела, как она снова проворно ползает по полу, залезает под столы, двигает стулья…

Почему-то бросилось в глаза, что каблуки её модных туфель стоптаны внутрь, без набоек. Вечно чушь какая-то в глаза лезет…

И она сказала:

– Я тут один интернатик поблизости заприметила. Там недавно воспитатель гробанулся. Инфаркт – и привет. Так что вакансия пока есть.

Я села за свой стол и тогда только ответила ей:

– Выйди немедленно и закрой дверь с той стороны.

Вот и всё. Больше не было сил созерцать её иудинские штучки.

– Мешаю?

– Мне к совету надо подготовиться.

Но тут она, прекратив, наконец, суетиться, стала как вкопанная, резко вскинув голову, уперлась руками в бока, вытаращила искусно подведённые глаза и зло закусила растрескавшиеся малиновые губы. Потом сказала свистящим шёпотом, глядя сквозь меня:

– Какой совет? Ты что – не поняла? Теперь это мой отряд. Ясно? А ты свободна, иди, отдыхай. И считай, что тебе очень на этот раз повезло.

Я уже ничего не видела перед собой, кроме этой пёстрой, нелепой фигуры, до кончиков ногтей переполненной бешенством. Она уже не воспринималась мною как некое живое существо, наделённое людским именем и другими индивидуальными признаками. Передо мной был фантом. Т.С… тс-ссс… Но вот Т.С. снова торопливо и сбивчиво запричитала:

– Ой, господи-боже, в этом вы все! Праведники вшивые! Вожди!

Она обидчиво кривила рот, а побелевшие пальцы нервно теребили складки пышной ярко-зелёной юбки…

– Но нет. На это раз у вас ничего не выйдет! Хватит уже командовать нормальными людьми! Хватит мы тряслись перед вами! Оседлали пустую фразу и терроризируете общество цивилизованных людей! А им-то всего и надо, что нормальной жизни! Вы нелюди! Вампиры… У вас тысячи способов запугивания приличного сословия! Всех тех, кто хочет совсем немного – жить по-людски здесь и сейчас… Но будущее принадлежит нам! Ваше историческое время кончилось…

Тут она погрозила мне пальцем, с минуту помолчала, потом сказала всё также истерично:

Да – не вам, а нам принадлежит будущее! Что, тебе не нравится, что я так говорю? Не желаешь слышать правду? Открой же глаза! Смотри на меня, ну! Смотри же! Когда ещё услышишь честное слово? Что воздух хватаешь? Тяжко слышать правду? Тебе плохо? Ничего, мне тоже было плохо, но ты живучая, семижильная, на тебе пахать можно…

Она приблизилась ко мне вплотную, наклонилась к самому моему лицу, и я с омерзением разглядела две длинные и неровные, больше похожие на сомьи усы, густо забитые пудрой морщины – они шли о носа до самого низа щёк.

Эти уродливые трещины на лице как бы раскраивали его на три неравные части и делали его подобным маске, чудовищной и отвратительной в своём примитивизме.

Эта маска выражала только одно чувство – ненависть.

– Хватит морочить людям голову своими принципами! – кричала она, а я удивлялась, как в одном человеке может скопиться столько яда. – Хватит до бесконечности шантажировать нас! Не понимаю, почему нормальные люди боятся говорить таким, как ты, что вы и есть паразиты на теле человечества! Да, паразиты! Вы всех замучили уже своими химерами… Вы насильно навязываете обществу какой-то бесплотный идеал, идеал, который выдумали такие же убогие, как ты! Идеал? Ха-ха! Идеалом было и есть существо человека! Но вам этого не понять! Вы плюёте на личность! Для вас она ничто… Вам бы всех на короткий поводок – и вперёд, к сияющим вершинам вашего скудного идеала! Фальшивого идеала!