Давно подмечено, что стиль поведения молодежи в большом городе интересным образом колеблется (точнее, мечется) между застенчивостью и хамством, причем промежуточные варианты встречаются гораздо реже, чем крайности. Подросток либо чрезвычайно скован, пряча застенчивость под равнодушием к окружающему миру (впрочем, нередко равнодушие – подлинное), либо с грохотом ломает стену застенчивости, самоутверждаясь в хамстве. Общаться с посторонними легко и свободно (но без нарочитой развязности) у подростков почему-то не получается. Мне в жизни довелось встретить, быть может, только одного шестнадцатилетнего господина (sic), который абсолютно легко и свободно (причем искренне и что, немаловажно, корректно) общался со старшими. Он не выстраивал дистанции между собой и представителями старшего поколения; он не снисходил, но и не издевался. Похоже (а это выглядит почти фантастично), что ему было действительно интересно поболтать со старшими. Этот юноша, ничуть не рисуясь, демонстрировал свои стихи и наброски, с интересом выслушивал житейские истории, принимал живое участие в обсуждении всевозможных политических проблем (без тайной усмешки) и т.д. Короче, он демонстрировал редкостную способность – готовность к пониманию представителей другого поколения. Он понимал своих собеседников и, соответственно, ему было о чем с ними поговорить. Местами они были ему даже интересны. Это – ключевой момент. Причина, по которой основная масса подростков мегаполиса либо тупо молчит в обществе старших, либо хамит им, кроется именно в том, что разговаривать представителям разных поколений особенно не о чем. Они друг другу не интересны. Они сосуществуют в едином материальном пространстве, но при этом – в параллельных мирах. Единственное, как они могут взаимодействовать – это мешать друг другу.
Почему же у поколений не осталось общих тем для разговоров? Ответ прост. В традиционную эпоху, когда проблема подросткового бунта не стояла столь остро, поколения отцов и детей объединяла задача совместного выживания. Они не могли выжить друг без друга. Тема непростой добычи необходимых материальных благ составляла львиную часть любого общения, и она была универсальной для всех поколений. Большую часть времени и у старых, и у молодых поглощал отупляющий труд (тогдашний узкий праздный класс мы не рассматриваем). Бунт детей выражался лишь в том, что они проявляли чуть большую «горячность» или легкомыслие. Но, несмотря на это, и старшие, и младшие продолжали идти в одной упряжке. Гордо дистанцироваться от нее означало остаться в одиночестве и умереть.