Детский мир

Много раз крашенная дверь убогого жилища была не заперта, и я с порога увидела их стоящими на коленях и молящимися. Я замерла. Они молились о том, чтобы Господь послал им завтра ребенка. Они волновались. Из моего разговора с КР в машине они по интонациям поняли, что все не очень просто. Я спрашивала, точно ли есть ребенок, которого можно усыновлять, КР отвечал уклончиво, ссылаясь на губернаторшу.

В общем, я поняла, что губернаторша в доле, и КР в доле, и директриса Детдома в доле, и кто-то из здравоохранения, и нотариус, но во что это выливается, не имела представления.

Они молились так пылко, так истово, что у меня сжалось сердце.

Я тихонько прошла на кухню, приготовила чай и бутерброды.

После скромного ужина Дуглас притащил устройство, похожее на большой велосипедный насос, и заявил, что сегодня же пропустит через него воду из крана. Он был экспериментатором. Я все же посоветовала пить только кипяченую воду, но мистер Дойл гордо заявил, что доверяет продукции военного комплекса.

Например, когда оборудовали площадку для вертолетов на крыше госпиталя, он, как главный инженер, вызвал для консультации военных, и они посоветовали много дельного.

Рано утром мы были в Доме ребенка.

И первое, что услышали, был детский крик. Кричала девочка лет пяти, кричала и рвалась из рук нянек – грязная, одетая в рванье. Милиционер, стоявший в двух шагах, пытался ее успокоить, но как только он делал шаг к ней, она издавала такой душераздирающий вопль, что он отступал назад.

И тут появилась заведующая. Мельком глянув на нас, она приказала нянечкам:

– Быстро уводите ее, и сразу к врачу, вы что, не видите, в чем дело?! – Потом милиционеру: – Через пять минут освобожусь и все оформим, присядьте пока. Чаю хотите? – И нам: – Идемте!

Мы пошли за ней, она явно спешила, мы пришли не вовремя, и в этом была наша главная удача и удача Степана.

Нетерпеливо выслушав меня и мельком посмотрев на верительные грамоты, она поручила нас улыбчивой тетеньке, велев показать детей.

И тогда я спросила директоршу:

– Почему девочка так страшно кричала?

– Боится мужчин, – коротко ответила она и поспешила в вестибюль к милиционеру.

Дом ребенка был чистым, игровая, куда нас привели, светлой. Детки ползали по ковру, складывали кубики, но на нас прореагировали живо: стали подходить и подползать ближе.

– Посидите, присмотритесь, – показала нянечка на кресла.

Она, как и я, видела, что супруги пришли в невменяемое состояние.

Они сели, сложив руки на коленях.

– Вер ю? – спросила нянечка на чудовищном английском, но они ее поняли.

– Юнайтед Стейтс, – ответили подобострастно.

– Америка, – пояснила, на всякий случай, я.

– Надо же! – уважительно произнесла другая нянечка. – Ну, смотрите, у нас детки хорошие. Есть и другая группа.

Но ни Джудит, ни Дуглас не были готовы «смотреть», они были потрясены: вот так, прямо сейчас, надо сделать главный выбор в своей жизни!

И тут наступил «момент истины»: я вдруг почувствовала, что выбор надо сделать здесь и сейчас, и сделать этот выбор должна я.

– Мы можем здесь быть до вечера, – сказала я, но они не услышали меня.

Я ушла в другой конец игровой комнаты и села на стул.

Малышня, как металлические крупинки к магниту, тихонько приближалась к ним и ко мне.

Ко мне меньше.

«Надо же, крохи, а соображают, что папа с мамой лучше, чем одна мама».

Центр комнаты освободился, и стал виден малыш с огромной головой, сидящий на маленьких качелях. Он кривил слюнявый рот в беззвучном плаче, видно, не умел раскачать качели или хотел слезть. Но на него никто не обращал внимания. И когда я уже решила окликнуть нянечку, к качелям подошел мальчик, совсем маленький, и начал тихонько раскачивать. Гидроцефал тут же заулыбался, а маленький, лет трех, мальчик изо всех своих силенок тянул тоненькую штангу.

Я подошла к малышу, стала помогать, вглядываясь в курносое личико. Обычное детское личико с черными глазками.

– Как тебя зовут?

Он оставил качели, отошел к окну и спрятался за тюлевой занавеской. Занавеска была убежищем, защищавшем от волнения и смущения. Так и стоял там неподвижно, наверное, справляясь со страхом, уверенный в том, что не виден никому.

Но как только я отошла от качелей, он вышел из укрытия и снова принялся раскачивать уродца.

– Кто вон тот мальчик? – спросила я няньку.

– А это Степочка Марджанов, хороший мальчик, нашли на улице грудным… в луже.

– Этот мальчик наш, – сказала я громко и повторила по-английски: – Этот мальчик наш.

Дуглас и Джудит посмотрели на меня ошарашенно.

– Иди к нему, Дуглас, он похож на тебя, и он замечательный. Иди к нему.

И мистер Дойл встал и побрел к качелям как сомнамбула, следом за ним Джудит. Няньки молчали потрясенно.

Потом одна пролепетала: «Как-то вы быстро. Посмотрели бы еще».

Потом дети ели, потом у них был «тихий час», и Дуглас Дойл сидел возле кроватки Степана Марджанова и пухлым пальцем нежно гладил его по щеке и головке.

Мальчик замер, как пойманная птичка, но только счастливая птичка, потому что глазки его светились светом тихого счастья.