Детский мир

Можно сказать, я возглавила эту помощь, хотя формально руководила всем одна бойкая журналистка. Но именно формально, потому что собирала в офисе при газете несчастных замордованных людей, учила их жизни, а мы вместе с членами общества «Свеча» – содружеством людей, покушавшихся на самоубийство, ездили по подмосковным домам отдыха и бывшим пионерлагерям, где расселили беженцев. Люди в этом трагическом сообществе были удивительные– бескорыстные и беззаветно добрые.

Они дотемна тащились через леса и поля с продуктовыми посылками, которые присылала католическая благотворительная организация «Каритас» из Германии. Мы с сыном-подростком развозили посылки на дряхлых «Жигулях». Каждая весила около двенадцати килограммов, и мы с сыном потом подсчитали, что перетаскали на себе несколько тонн.

Но тогда мы, казалось, не ощущали их тяжести, потому что беженцы, получив посылку, немедленно накрывали стол, и отказаться от их восточного гостеприимства было невозможно. Кроме того, мы тоже подголадывали, и это, наверное, было заметно.

Это были удивительные посиделки, иногда действительно при свечах, долгие рассказы о судьбах, о горестях, прекрасные лучистые черные глаза, женщины, которые в немыслимых условиях сохраняли женскую привлекательность, и мужчины, сохранившие благородство.

Самые смышленые из них протоптали вскоре дорожку в американское посольство на выезд, а несмышленые рассеялись по городам и весям России.

Через тот же «Каритас» шли огромные тюки с вещами. Мы сортировали и раздавали одежду (очень хорошую, кстати), зарабатывая астму от реагентов химчистки.

Но рассказ мой не об этом, тем более что от этого дела я отошла, не вызвав сожаления у бойкой журналистки. Умненькая ее головка придумала, что вещи надо не раздавать беженцам, а относить в комиссионки. Так происходило первое освоение системы откатов, и я почувствовала, что, как говорят в Америке, начало сильно вонять.

В это самое время подруга познакомила меня с Линой. Она была очаровательна, по-другому и нельзя было сказать о хрупкой, женственной, мягкой, тогда еще молодой, женщине. А еще она была тверда, расчетлива, подозрительна и беспощадна.

Закончив престижный московский вуз, Лина уже давно жила в Америке. Сейчас не вспомню, как и почему она там оказалась, да это и неважно, но вот каким четким и умелым администратором была она, какие связи ловко налаживала в нужных ведомствах, помню отлично. Для нее суровые тетки из Минздрава и Наробраза были Катями, Ноннами, Любами… Она дарила им неслабые подарки, где надо, изящно вручала конверты… Дело в том, что Лина занималась усыновлением в нашей разоренной голодной стране.

Да, она была классным менеджером, и свои немалые деньги отрабатывала честно, хотя судьба бедных крошек, увозимых в неведомые дали, была ей абсолютно безразлична – «только бизнес и ничего личного».

…Первой «моей» усыновительницей была женщина – морской пехотинец из Штатов.

Смуглая с жесткими черными волосами, жесткой складкой губ и жесткими интонациями, она была не замужем, но имела уже одного усыновленного, – мальчика по имени Лукас. Кажется, он был из Мексики. Теперь морпех хотела девочку – черненькую, с черными глазками, и Лина посылала ее за такой девочкой куда-то на Урал.

По условиям (кстати, никаких «следов» в виде контракта Лина не оставляла, все оговаривалось устно), так вот, по уговору мы обязаны были сопровождать усыновителей на всех этапах усыновления. Но я простудилась и поехать с морпехом не могла. Я вообще не понимала, зачем суровой неулыбчивой морпехше так уж нужен второй ребенок. Кроме того, у меня были некоторые подозрения по поводу ее сексуальной ориентации. Может, если бы не все эти обстоятельства, я преодолела бы недуг и поехала в уральскую глухомань, а так – просто организовала все по телефону, созвонившись с директоршей Дома ребенка. Директорша за баснословную по тем временам сумму, полагавшуюся ей за качественного ребенка, все организовала в лучшем виде, но морпех, судя по всему, накатала на меня телегу.

Прожила она у меня неделю, отдавая отрывистые приказания, и отбыла с черненькой, как галчонок, девочкой в расположение своей части, штат Вашингтон.

Остался противный осадок, предчувствие неприятного разговора с Линой (он вскорости и состоялся) и проклевывающаяся мысль о том, что и отсюда надо линять, потому что тоже подванивает.

Неожиданно взгляд Лины с жесткого поменялся на оценивающий, и она спросила меня – бывала ли я в городе N и нет ли у меня там знакомых? Знакомые были.

Вернее, один знакомый – бывший комсомольский работник, ставший филологом. Поэтому буду называть его КР, как некогда Великого князя. В последний приезд он гордо вручил мне свою новую визитную карточку, где значился экономическим советником губернатора города Энска.

Я совсем не удивилась: в те времена на моих глазах произошло так много трансформаций с людьми. Те, кто был никем, становились персонами, и наоборот, персоны уходили в небытие. Советник так советник.