Детский мир (сборник)

Только Мэр, по–видимому, не находил в ней ничего удивительного — оживленно потер друг о друга костистые суставы ладоней и широким приглашающим жестом указал на ее противоположный конец, где уже запенились на подносе легкие бокалы с рейнвейном.

— За Конкордат, за сотрудничество, за узы доверия, которые освящены благородством!..

Голос его отдавался под арочными низкими сводами. Красное сухое вино было удивительно сладкое. Клаус, не отрываясь, выпил полный бокал и почти сразу же, едва поставив его, ощутил, что гнетущая, изматывающая тревога, словно сырость, накапливающаяся в груди, куда–то исчезла, а на смену ей пришла необыкновенная радость, отдающаяся в голове и пронизывающая все окружающее аурой беззаботности.

— За сотрудничество!.. — громко и, как ему показалось, возвышенно сказал он.

И сразу же с новой силой зазвенели бокалы, он даже не заметил, когда их опять успели наполнить, нежная пена рейнвейна переливалась через края, еле слышно и в то же время обворожительно выступили клавикорды, десять или двенадцать неуловимо похожих друг на друга мужчин, появившись неизвестно откуда, двинулись гуськом вдоль стола, перемигиваясь и набирая себе закуски. Все они были Клаусу незнакомы, но одновременно казалось, что он давно уже связан с ними какимито незримыми отношениями. Во всяком случае, встречаясь с ним взглядом, они ему дружелюбно кивали — улыбались или поднимали ладонь в знак приветствия. Они не были ему неприятны, и когда кто–то из них, даже в штатском сохраняющий военную выправку, церемонно приблизился и предложил выпить за благополучное возрождение (непонятно, что он под этим подразумевал), то Клаус с удовольствием прикоснулся своим бокалом к его, и хрусталь мелодично запел — как бы тоже обрадовавшись и гармонируя с триолями музыки.

Все было просто великолепно.

Явно расслабившийся, отдыхающий Мэр, облокотившийся на выступ стены, говорил между тем, поворачивая в суставчатых пальцах ножку бокала:

— Таким образом, благодаря Конкордату, мы достигнем, наконец, окончательной и полной стабилизации. Пора, пора навести в городе настоящий порядок. Радиант, как вы, наверное, знаете, ваше превосходительство, больше не существует, иго варваров, столь ненавидимых горожанами, свергнуто — и во многом благодаря вашей любезной помощи — а сегодня заложены основы будущих отношений, нам теперь ничто не помешает идти по пути свободы и процветания…

Интонации у него были просто чарующие, он немного наклонялся к своему собеседнику, как бы подчеркивая искренность расположения, благородная сухощавость лица выглядела, точно на парадных портретах.

Темные внимательные глаза осторожно поблескивали.

Жук неторопливо ответствовал — тоже, по–видимому, взвешивая каждое слово:

— Я весьма польщен оказанным мне доверием, ваше высокопревосходительство, и Триумвират, который я имею честь представлять, также абсолютно искренне надеется на взаимное понимание. Мы, в свою очередь, приложим соответствующие усилия. Но меня, ваше высокопревосходительство, беспокоит проблема Мышиного короля…

— А что — Мышиный король? Мышиный король — это фикция…

— Не скажите, ваше высокопревосходительство…

— Заверяю вас, что это легенда никогда не превратится в реальность…

— И все–таки, сомнения остаются, ваше высокопревосходительство…

— Ну, в конце концов, мы можем обратиться к нашему юному другу. Господин де Мэй, не могли бы вы предоставить необходимые заверения?

Черные фасеточные глаза жука медленно повернулись.

— Ну, конечно, — растерянно сказал Клаус. — Я — всегда… Чем только сумею… Со своей стороны…

Он запнулся.

— Вот видите! — бодро воскликнул Мэр. — Я надеюсь, что Триумвират будет удовлетворен этим торжественным обещанием? Клятва нашего молодого героя незыблема…

Жук, казалось, внимательно рассматривал Клауса.

— Разумеется, — еще более хриплым голосом сказал он. Это — чрезвычайно важная информация. Я немедленно передам ее в распоряжение Триумвирата…

Мэр вдруг довольно сильно сжал локоть Клауса.

Он, наверное, хотел ему что–то сказать, однако в это самое время пробасило солидное звучание гонга, половинки дверей, ведущих, по–видимому, во внутренние помещения, распахнулись: как журавль, высоко поднимая колени, в зал вошел расфранченный, прилизанный, с позолоченным посохом Дуремар, и немедленно, точно сопровождая его, четверо здоровенных официантов во фраках, приседая от тяжести, морща напряженные лбы, осторожно внесли металлическое овальное блюдо невероятных размеров, и на блюде этом наполовину засыпанный янтарной картошкой, весь украшенный зеленью и хрупкими колечками лука, с молодым великолепным укропом, торчащим из сомкнутых губ, будто в летаргическом сне, покоился голый Директор, и томатная подливка, как кровь, обрамляла его румяные запеченные щеки.

Гонг ударил вторично.

— А вот и горячее!.. — непринужденно заметил Мэр. Господа, прошу всех к столу! Не стесняйтесь, друзья мои, сегодня — без церемоний!