Детский сад

И ВДРУГ МИЛЕНА УЖЕ В ПУЗЫРЕ. Она прощается. В окно видны звезды — крупные, осязаемо увесистые. Звезды для нее как якоря — твердые незыблемые крючья, на которые можно что-нибудь вешать или закреплять. Она зовет Боба, вызывая колебания струн мысли, пронизывающих эфир.

«Улетаем», — сообщает она. Все прочие чувства — грусть расставания, надежда на возвращение, — резонируя, отзываются в линиях гравитации. Она передает и получает их напрямую.

«Эх, милая моя», — слышно, как Ангел словно чутко задевает в ней струны.

И она задает вопрос, который оформить в слова ей не хватило бы духа. Личный вопрос о нем; вопрос, который вместе с тем является и сокровенной тайной для нее самой. Вопрос, связанный в том числе и с незыблемыми звездами.

Ангел Боб отвечает: «Мы заключены в плоть». Он имеет в виду плоть Консенсуса, и Милене на мгновенье представляется подобие горообразного, опутанного хаотичной сетью сгустков и прожилок трюфеля в невероятном, причудливом коконе из линий гравитации.

«Но когда мы его оставляем, — рассказывает он, — то есть, как только мы становимся Ангелами, мы воплощаемся в линии. И продолжаем кружить-плясать уже по ним». И Милене наглядно представляется, как сущность может вытекать по Каналам скольжения Чарли. Ее живое присутствие выдается лишь возмущением в линиях тяготения. Гравитация притягивает энергию из ничего, из вакуума. В питании Ангелы не нуждаются. Таким образом, сущность благополучно, без ущерба для себя осваивается во Вселенной.

Милена вспоминает: «Я смотрю через глаза плоти на темноту меж звезд; на небольшую часть Вселенной, открытую взору плоти. И думаю о том, что мы тоже заключены во плоти, но потом можем сделаться Ангелами.

“До свидания, — вздыхает Боб, но ощущение от его слов иное: — Ты вернешься, девочка, ты снова сюда вернешься”.

“Ну что, пора”, — говорит Майк Стоун, еще за много месяцев до того, как я выйду за него замуж, и, нырнув в Пузырь — тот, что поменьше, — защелкивает последние крепления на стеллажах с моей аппаратурой. Я пристегнута ремнями к креслу, и Майк Стоун, словно в шутку, целует меня в макушку. Щекотно — как будто бабочка касается крылышками, — и я даже толком не знаю, хочу я смахнуть эту бабочку с волос или нет.

А вот он, мой будущий муж, стоит прямо там, где смыкаются в поцелуе отверстые рты обоих Пузырей, уже всосавшиеся один в другой. Он, поторапливая, легонько машет мне пальцами, самыми кончиками, как игривый ветерок.

Затем раздается шипение, и рот большого Пузыря герметично смыкается, образуя за нами плотную стенку. Я смотрю из окна на звезды. И думаю о линиях и бороздящих пространства Ангелах. Эфир полон пляшущих человечков».

СЛЕДУЮЩАЯ СЦЕНА.

Вот он, тот жаркий апрельский полдень уже другого года, с другой Миленой. Она идет медленно, раздумывая, как лучше представить «Комедию» Земле. Животных сыграют артисты Зверинца; души мертвых предстанут в виде той обвислой, с пустыми рукавами одежды с Кладбища. А как быть с облаками для влюбленных? Стоит ли представлять вершину Чистилища в апогее орбиты Пузыря?

Раздается смех детей, лихо качающихся и карабкающихся по лесам. Мартышки. А вон стайка Жужелиц на солнышке газона Зверинца.

Они, кстати, успели за это время кое-чему научиться. Может, им помог Пузырь. А может, я им ненароком подсказала. Они теперь с помощью мысли могут изменять гены. От этого у них из спины стали распускаться листочки — широкие, упругие, на жилистых стеблях, все равно что лиловые резиновые растения.

Сидят и безмятежно улыбаются. Вон какая-то женщина с зелеными зубами и глазами, распахнутыми от восторга. Рядом такой же блаженного вида паренек с ботвой до пояса. Все счастливы.

Из какого-то наслоения времени слышен крик, исполненный пылкой надежды: «Чтоб все у тебя было в шоколаде! Все, все, все!»

Шмели, указывая на меня, одновременно тычут пальцами и победно кричат:

— Рак, рак, рак!

Как какие-нибудь птицы.

Глава семнадцатая Терминал (Недуг от Любви)

ЕСЛИ БЫ РАК НЕ ПЛАВАЛ в том же море, что и мы, он вызывал бы восторг примерно такой же, какой вызывают у нас акулы. Мы восторгались бы его простотой и приспособленностью, настойчивостью и умением достигать цели; его смертоносной красотой.

Рак — это нарушение процесса роста. Некоторые раковые клетки производят свой собственный гормон роста, подавая самим себе сигнал делиться и размножаться. Другие увеличивают число рецепторов к гормону роста на клеточной мембране или копируют внутриклеточные медиаторы, подающие команду расти. Они не отвечают на сигналы других клеток о перенаселенности. Им нужна кровь для питания, и они выделяют белки, побуждающие организм выращивать для них новые кровеносные сосуды.