Детский сад

— Лапонька, душенька моя, мы все будем с тобой, все-все, — растерянно увещевала ее Рут. — И Терминалы и Ангелы, мы неотлучно будем с тобой. Будем помогать тебе бороться, петь в самом твоем сердце, твоей кровушке.

«Носоглотка, гортань и легкие — бронхиальный эпителий — карцинома…»

— Надеюсь, раку нравится музыка, — сказала Милена. Ее трясло, как от смеха. Она обнаружила, что прижала ладони к лицу. На носу ощущались мелкие угорьки.

— О Милена, если б ты знала, как мы тебя за все это обожаем!

— Да уж, для меня это в корне меняет дело, — съязвила Милена. — А то я все думала: зачем это индианки из племени майя позволяли сбрасывать себя со скал? Теперь мне понятно: чтобы все их за это любили.

— Тебя никто не будет сбрасывать со скал. Ты непременно выздоровеешь! — с болью воскликнула Рут.

«Система мочеиспускания, включая мочевой пузырь, — уротелиальные клетки — карцинома…»

— Ага, — усмехнулась Милена.

— Главное — в это поверить, — настаивала Рут.

«Твердые эпительные органы — эпителиальные клетки печени, почек, щитовидной и поджелудочной железы, гипофиза и т. д. — карцинома…»

— Заткнитесь! — рявкнула Милена вирусам, чтобы те наконец смолкли. Рассказать ей о назначении каждого гена, каждого из протеинов могли именно они, и лишь тогда она могла что-то предпринять. На миг возникло какое-то подобие стоп-кадра, вслед за чем развертывание перечня продолжилось: видимо, она подсознательно хотела узнать все до конца.

— Ну, так как вы собираетесь меня вылечить? — осведомилась она.

— Первым делом вы перебираетесь в госпиталь, в больницу Святого Фомы. И там живете — ты и мистер Стоун; он беременный, ему это тоже на пользу. Затем мы приступаем, участок за участком. Прежде всего, начинаем с блокировки кровоснабжения. Затем вводим ретровирусы, которые заносят в опухоли супрессант, подавляющий их рост. Они начинают регрессировать.

— Сколько времени пройдет, прежде чем я поправлюсь?

На лице Рут опять проглянула беспомощность.

— У нас нет опыта борьбы с раком.

— То есть не знаете.

Рут молча покачала головой.

В животе Милена ощутила тошнотную слабость и вынуждена была сесть на тот единственный стул.

— Я хочу увидеть своего ребенка, — устало произнесла она. Жизнь уже тянула ее вниз своими условностями. — Я никогда не думала, что у меня будет ребенок, и я хочу его видеть. Его или ее. Я хочу окончить «Комедию». Мы разработали материал только по первым двум книгам! Я хочу снова полететь на орбиту и закончить «Комедию»!

— Обязательно закончишь, — с нажимом заверила ее Рут. — И «Комедию», и не только ее.

— Если я умру и Майк умрет, то ребенок останется сиротой. Именно то, чего я никак не хотела допустить!

— Да не умрешь ты! Зачем, ты думаешь, мы тебя сюда пригласили? Я, Доктора, Консенсус — мы всё спланировали, именно для того, чтобы тебя излечить.

Милена подняла невидящие глаза.

«Я снова это сделала. Сделала именно то, чего от меня хотел Консенсус. Мне даже думать не приходится».

Она ощутила внутри себя отливную волну. Словно зов какой-то темной, влекущей книзу глубины. Он был намного больше, чем она, и имел свою, известную лишь ему корысть. Жизни — всей, целиком — было угодно, чтобы возродился рак; угодно было тому внутреннему океану, что был частью ее, но при этом был ей неведом и неподконтролен. Милену пронизал страх.

Вот она отправилась вверх, вот спустилась вниз, вот она явила миру рак. Прыг-скок.

— Хоть в Антарктику поезжай, — сказала она себе. — Хоть в Антарктику поезжай, тебя и там достанут.

— Ты очень много на себя берешь, — заметила Рут, скорбно поджав губы. — Всегда чего-то суетишься, ерепенишься. А рак, он такой. Он всегда забирал тех, кто стремился что-то сделать для других. И когда такие люди уходили, другие при этом не знали, кто их заменит, куда им деваться, как быть. Так что, Милена, пусть о тебе теперь другие позаботятся. Я знаю, тебе это не нравится. Но куда деваться. Придется и тебе подшефной побыть — стать нашим кроликом.

Это сочувствие было для Милены сродни насилию. Рут между тем снова взяла ее ладонь в свою.

— Ну да ничего, ничего, — приговаривала она, похлопывая ее по руке. — Сейчас, лапка моя, отвезем тебя домой, поговорим с мистером Стоуном. Мы этой заразе дадим бой, да еще, глядишь, и выиграем.

«Центральная нервная система…» — продолжали вещать вирусы. Перечень был, похоже, неисчерпаем.

СНАРУЖИ СКОПИЛИСЬ ЖУЖЕЛИЦЫ — застыв лицами в истовости, граничащей с экстазом, омытые волнами мысли. Вокруг вздымался лес Консенсуса, ошеломляющий их процессами фотосинтеза и элиминации. Под ногами чувствовался пульс миллионов слаженно работающих мыслительных ячеек.

Жужелицы пребывали в состоянии, близком к трансу. По щекам струились слезы; рука судорожно сжимала руку собрата.