Детский сад

Вирусы знали все слова, все ноты. Эффект от этого был такой, что музыка утомляла, как в третий раз рассказанный анекдот. Хотя ее неведомый источник решительно не давал покоя. Вместо этого Милена принялась разглядывать нарядные календари с репродукциями картин, развешанные по стенам. Были еще книги, горкой наваленные на столе обложками книзу. Вон и еще что-то, съедобное на вид, — вафли, что ли? Книги, бумага… Милена в жизни своей не встречала ни такой роскоши, ни такого бездумного транжирства.

О богатстве Медведей — Гэ-Эмов — Милена была наслышана. Гэ-Эмы жили вне Консенсуса. Они избрали себе удел добровольных изгнанников, зарабатывая на жизнь добычей антарктического никеля. Эта особь была массивной, дородной. «Ну и горилла», — подумала Милена. Надо бы держаться от него подальше.

Музыка сменилась звонкой тишиной.

« Ewig… Ewig…» — «Ве-ечной… Ве-ечной…»— отозвалось эхо голоса-исполина. «Сам ты “вечный”», — мысленно огрызнулась Милена. Вид у Гэ-Эма был слегка заторможенный, будто по голове его била не музыка, а дубина. Песня наконец стихла, и, казалось, сами стены вздохнули с облегчением. Гэ-Эм зашевелился. Не поворачиваясь, он что-то нашаривал позади себя, при этом с края стола обрушился каскад бумажных листов. Вот он вынул какую-то металлическую коробку с кнопками и стал с ней возиться. Электронный прибор…

В мире, где жила Милена, электричество было далеко не в избытке. Эволюция вирусов, общая перенаселенность и дефицит, нехватка металла — бытовая электроника в этих условиях, можно сказать, отошла в прошлое.

— Это у тебя откуда? — на секунду забыв обо всем, выдохнула Милена и сделала шаг вперед, выдавая свое присутствие.

В мозгу у Милены имелся основанный на вирусах калькулятор. Она машинально сложила стоимость металла и работы, из расчета количества рабочих часов. Получалось, перед ней самый дорогой прибор из всех, что она до сих пор видела.

Гэ-Эм посмотрел на нее так, как будто она стояла на другом краю огромной пропасти. Пасть у него открылась, и он наконец произнес:

— Это… из Китая, наверно.

Голос был высоким, с приятной сипотцой. Гэ-Эм оказался Гэ-Эмкой. То есть женщиной.

МИЛЕНЕ ДОВОДИЛОСЬ СЛЫШАТЬ рассказы о женщинах с полюса. Говорили, что они рожают прямо на льдинах, встают и идут себе опять на работу, ворочать глыбы. Так что предрассудки в голове Милены навострили уши. Существо же заговорило исключительно вежливо, с изысканной куртуазностью:

— У вас при себе, паче чаяния, не найдется ли случайно спиртных напитков?

Милена окончательно утратила нить разговора. Она забыла, о чем спрашивала, и пыталась понять смысл реплики насчет Китая. Сбитая с толку, она встряхнула головой:

— Нет. Я предпочитаю не травиться.

— Тю-ю, — протянула Гэ-Эмка.

Коротко усмехнувшись, она повела плечами. Поднялась. Ростом она превосходила Милену чуть ли не вдвое, и в замкнутом пространстве ей приходилось перемещаться, семеня лапами. С медлительной задумчивостью она начала обшаривать стол. На пол снова попадала бумага, а заодно и каучуковый поднос с вафлями.

Милена обиженно подумала, что ее игнорируют.

— Прошу прощения, — сказала она резко — в смысле: «Уж вы извините, что беспокою». — Я вообще-то пришла заменить эту вот обувь.

Хотя стоп: ведь Гэ-Эмы не входят в Консенсус. К тому же эта особа не местная работница, так что никакие башмаки менять не обязана.

Гэ-Эмка, пошатнувшись, обернулась к ней.

— А ты темная штучка, — произнесла она.

Милена ошарашенно замолчала.

«Кажется, я знаю, кто это».

Она слышала о Медведе, Влюбленном в Оперу. Гэ-эмы всегда отличались достатком. У этой, в частности, вполне хватало средств на то, чтобы покупать билет чуть ли не на каждую премьеру. Причем она всегда сидела на одном и том же месте и уходила, ни с кем не вступая в разговор. Сама Милена в опере не была ни разу. Честно признаться, отношение к музыке у нее было достаточно ровное. Потому с Влюбленным Медведем ей пересекаться не доводилось. Это было все равно что повстречать живую легенду. Милена наблюдала, как Гэ-Эмка обстоятельно проходится по ящикам стола, вытряхивая их содержимое на пол. Вот она что-то нашла.

— Ах ты сучара, — пробурчала Гэ-Эмка.

Милена не была привычна к таким словам. Может, она и не имеет права судить, но всему есть предел.

— Это вы мне? — спросила она требовательно.

— Что ты! — даже оторопела Гэ-Эмка. — Это я бутылке из-под виски. Вот, пустая совсем.

Гэ-эмка продемонстрировала бутылку Милене, прежде чем отшвырнуть в угол. Послышался удар стекла о стекло. Где-то в темноте громоздилась, по-видимому, внушительная груда битой стеклотары.

— Ты не в курсе? — спросила Гэ-Эмка. — Здесь был когда-то склад при спиртзаводе. Я здесь столько интересного в свое время нарыла!

Сейчас она возилась с очередным ящиком, который, судя по всему, заклинило. Неожиданно он поддался, отчего содержимое его россыпью разлетелось по полу, как семена: ручки, бижутерия, опять почему-то вафли, скомканные носовые платки, катушки ниток, а также целая горсть ржавых иголок и изящный серебряный наперсток.