Детский сад

Это была трактовка «Кольца Нибелунгов», цикла вагнеровских опер. Здесь же, в неказистой любительской манере, были изображены и все персонажи. Возле каждого — соответствующая музыкальная характеристика, только не по имени, а в виде короткой фразы-подписи из нот. На последней странице значилась одна-единственная надпись: «Заключение. Цикл “Кольцо” — единая симфония».Надпись была сделана чем-то золотистым.

«Это не так», — мысленно возразила Милена: вирусы говорили ей об обратном. А еще они сообщали о количестве человеко-часов, которые кому-то пришлось затратить на эту работу.

«Чтоб тебе!» — послышалось неподалеку, и где-то в темноте грохнулась стойка с какими-то вещами. Милена поспешно бросила книгу. С ботинками в лапах появилась Гэ-Эмка.

— Название типично в моем стиле, — с ходу заметила она.

«Она видела, что я читаю ее книгу!» — вспыхнула Милена, цепенея от стыда.

— Я утешаюсь от мысли, — продолжала Гэ-Эмка как ни в чем не бывало, — что на свете есть еще книга фортепьянных упражнений под названием « Пальцовка для изучающих».Именно так и называется! Вот твои башмачки. Примерь, впору ли.

Милена, чувствуя себя до крайности нелепо, натянула ботинок и, неловко скакнув на одной ноге, чуть не упала. Щеки просто пылали.

— Ну что, подходят?

— Да, да, наверно! — выпалила она поспешно, не успев еще толком разобраться, и снова стянула ботинок.

Гэ-Эмка громко рыгнула.

— Пардон, — извинилась она, деликатно прикрыв себе пасть лапой.

— Ты очень хорошо поёшь, — сказала Милена и сама удивилась. Вирусы подсказывали: это существо с полюса действительно поет ничуть не хуже любого артиста в Зверинце.

— Да ладно тебе, — Гэ-Эмка пожала плечами, — я и сама знаю. — Она моргнула. — Возьми, наверное, с собой.

Она протянула Милене желтоватый фолиант с партитурой Малера.

— На, бери еще и эти. — И нахлобучила сверху еще Шостаковича и Прокофьева. — Только никому не говори, что это русские.

Русских почему-то недолюбливали.

— Ой, я не могу их взять, — попятилась Милена. Как же можно!

Гэ-Эмка жалостливо смотрела на нее.

— Нет, правда не могу. Я просто не могуих взять.

Милена не стала разбираться, так ли это на самом деле.

— Я, наверное, должна чувствовать, что они — общественное достояние и принадлежат всем.

Милена действительно понимала, что эти партитуры — вещь слишком ценная, чтобы ими вот так разбрасываться направо-налево. Поэтому она протянула их обратно, этой пахнущей выпивкой и ковровым дезодорантом медведихе.

— Эх, — только и сказала та и, меланхолично моргнув, застыла с отрешенным взором. Фолианты она приняла и, подержав недолго на весу, уронила на стол.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась Милена.

— Меня? — Медведица, втянув носом воздух, задумчиво улыбнулась. — Сейчас, дай вспомнить. Ролфа, — сказала она осклабившись. — У-ля-ля!

— А меня Милена. Милена Шибуш.

— Милена, — повторила Гэ-Эмка, слегка наклонив голову. — Тебя проводить до выхода?

— Так дверь-то заперта! — вспомнила Милена.

— Ерунда. У меня есть ключ, — успокоила Ролфа. — Давай-ка держись за руку, а то заблудишься.

Лапа у Ролфы была размером с кошку, свернувшуюся на ковре, и такой же теплой. Руку Милене она обхватила чуть не до предплечья. Это было смешно и странно. Сердце у Милены всю дорогу било как в колокол, и, когда они прощались, она лишь пролепетала что-то невнятное. Все слова смешались. Медведица лишь улыбнулась и закрыла ворота, а у Милены почему-то осталось ощущение опасности, с которой едва удалось разминуться.

Идя обратно вдоль кирпичной стены, Милена наконец разглядела окошки — под самым верхом. Они и в самом деле там были, просто она их никогда не замечала. Окна в пролете моста.

Глава вторая Песня-скулеж (Выход из Раковины)

ЛЮДИ ЖИЛИ компактными группами, которые назывались Братствами.Братства объединяли людей, занимавшихся одним и тем же видом деятельности, но местные службы у каждого из них были свои: прачечная и рынок, сантехники и дворники. Лондон был ненормально огромным, но Братства помогали людям ощущать себя людьми.

Милена жила в Братстве Актеров. В его общежитии когда-то располагалась штаб-квартира нефтяной компании, поэтому все по старой памяти называли его Раковиной [5].Здание подковой огибало внутренний двор, подобно двум крепким, надежным рукам из мрамора и бетона.

При Раковине числилась своя курьерская служба. Каждое утро, в обед и в шесть вечера к Милене стучался Почтальон Джекоб — узнать, нет ли у нее каких-либо сообщений.

Джекоб был миниатюрным, субтильным, до лоска обходительным чернокожим. Милена же считала себя неблагодарной свиньей, потому что он наводил на нее смертельную скуку.

— Доброе утро, Милена! — обращался он к ней с неизменно восторженной улыбкой и мертвым взглядом.

— Доброе утро, Джекоб, — отзывалась она.

— Как у вас нынче дела?

— Очень хорошо, Джекоб, спасибо.

— Погода вроде как налаживается!

— Да, Джекоб, пожалуй.

— У вас есть ко мне какие-нибудь сообщения, Милена?

— Спасибо, Джекоб, нет.

— Ну тогда удачного дня, Милена!